В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

Автор этих строк ни разу в жизни не дал и не получил взятку, да и возможностей таких не имел. Заведующий кафедрой – тоже мне должностное лицо! К нему и просьб таких не поступает, чтобы потребовать на лапу за их исполнение. О том, чтобы я посягнул на чужое, и говорить нечего: своего хватает, и делился им всю жизнь. Фиктивных соавторов к своим статьям приписывал – грешен. Не о себе заботясь, а о соавторах, нуждавшихся в публикациях. Соавторство книг всегда было действительным: без сотрудничества, без выполнения согласованного распределения обязанностей ни одна из них не вышла бы в свет. Множество раз убеждался, что соавторство – это школа. Набравшись опыта в процессе совместной работы, мои соавторы в дальнейшем справлялись и без меня.

Девальвацию ученых степеней рассматриваю очень болезненно – как посягательство на ценность моей собственной степени. С горькой иронией слежу за тем, как вошло в обиход выражение «настоящий профессор». Столько наплодили ненастоящих, что язык на это прореагировал. Есть ли в этом доля моей вины? Наверное есть. В целом мне за качество своей аспирантуры краснеть не приходится. Многие ее выпускники стали докторами и заведующими кафедр, есть среди них ректоры и проректоры. Но как у каждого руководителя, подготовившего много кандидатов, были у меня и слабые диссертации, не удовлетворявшие меня самого.

Причина очевидна: низкий уровень нашего высшего образования, я бы сказал и резче – его деградация. В результате в аспирантуру попадали люди, к ней в действительности не готовые. Я не раз говорил: не должны выпускники идти в аспирантуру прямо со студенческой скамьи, год пусть поработают над своими темами как соискатели. Но сталкивался с нажимом и иногда ему поддавался.

Считал бы правильным существенно (в три-четыре раза) поднять нынешнее количество часов, которые начисляют руководителю за руководство аспирантом. Поддерживаю уже высказывавшиеся предложения об увеличении срока учебы в аспирантуре. Что же касается воспитанных мной докторов – могу гордиться каждым из них. Ужей научных «внуков» – учеников моих учеников – выращено немало, и число их продолжает возрастать.

В 2017 году исполнилось 40 лет моей докторской защиты, после которой воспитание научных кадров стало важной частью моей жизни и деятельности. Этот период делится на две примерно равные части. Первые два десятилетия я имел возможность реализовать то, что мне было дано от Бога, чтобы растить своих учеников. Но затем, сначала исподволь, а потом все более явно, стало ощущаться то, что мне представляется перерождением или вырождением системы подготовки научных кадров – пусть каждый выберет то слово, которое ему более по душе. Суть своего понимания я выразил, как мне кажется, достаточно ясно: порядки, инструкции, направление деятельности – все это перешло от ученых в руки бюрократическо-чиновничьего аппарата.

Как любая система отторгает чуждые ей элементы, так и я был отторгнут этой системой. Иначе и быть не могло. Если она вызывает во мне негодование и презрение, то за что же ей меня любить? Здесь все закономерно. Взаимность нашего неприятия характеризует и меня, и ее.

Но вот о чем я хотел бы сказать с предельной определенностью и ясностью. Я был отторгнут этой порочной с моей точки зрения системой, но не украинской филологической наукой, чиновниками, а не научным сообществом. Приезжая на конференции, я был встречаем так, как только можно себе пожелать, на моих выступлениях царила мертвая тишина, все глаза были устремлены на меня, а уши ловили каждое слово. Моим присутствием дорожили, к моему мнению прислушивались.