В кругах литературоведов. Мемуарные очерки

искренне признателен Вам за столь быстрое исполнение моей просьбы… Удивительно все же, насколько беспомощны даже квалифицированные современные библиографы: в библ. Ак. наук мне ответили, что на Карповых с различными инициалами у них имеется целый библиотечный ящик, и надо было для розысков точно указанной Вам харьковской книги «просматривать целый ящик» из-за ошибки, допущенной изд. «Academia» при переиздании, на что они не отважились. А какой ущерб библиографии (по крайней мере гуманитарной) наносит новое нелепейшее правило ставить инициалы после фамилии авторов! Недавно со мной был такой случай: в ГПБ за 15 лет мне раз пять отказывали на мои систематически подаваемые заказы на книгу Alexandre Roger, – отвечая коротким «нет» (в б-ке), хотя я знал, что этой книгой в этой именно библиотеке пользовался. Наконец мне ее выдали, после того как я написал «Roger Alexandre». Оказалось, что Alexandre – фамилия, a Roger – имя!

Больше, пожалуйста, не делайте никаких раскопок. Я надеюсь, что обнаруженная Вами ошибка позволит мне получить все нужные сведения.

Еще раз искренне Вас благодарю. Желаю Вам всего наилучшего.

Искренне Вас уважаю!

М. Алексеев

10 июня 1975 г.

М. П. Алексеев

Через некоторое время я послал в редакцию «Временника Пушкинской комиссии» небольшую статью «К заметке Пушкина “Об Андре Шенье”». Хотя мой материал был невелик по объему и не слишком значим по содержанию, Алексеев, будучи редактором «Временника», занялся им сам, и я получил от него такое письмо:

Глубокоуважаемый Леонид Генрихович,

получил Вашу статью «К заметке Пушкина об А. Шенье». Кажется, мы сможем включить ее в очередной «Временник», который будем сдавать в изд-во в марте месяце. С Вашего разрешения мы несколько уточним стихи, проверим цитаты и приведем ее в тот вид – в смысле единообразия с соседними статьями по традиционному техническому оформлению. Помещена она будет в отделе «Мелкие заметки». Правда, все печатается у нас очень медленно, так что запаситесь терпением…

Я понемногу оправляюсь после длительной болезни и пребывания в больнице, поэтому отвечаю с опозданием и прошу извинить за мой почерк.

Всего наилучшего! Примите поздравления на 1978 год, и авось он будет для всех нас удачнее прошлогоднего.

Ваш М. Алексеев.

10 февраля 1978 г.

Ждать пришлось недолго, а материал был подан как нельзя лучше. Я и в дальнейшем печатался в «Временнике», но уже без прямых контактов с Михаилом Павловичем. Много раз слышал отзывы о нем людей, которые знали его намного лучше, чем я. Не умолчу о том, что в этих отзывах было и хорошее, и плохое.

Мой ближайший друг Андрей Леопольдович Гришунин рассказывал, что Алексеев, с которым они столько лет сотрудничали как члены редколлегии «Литературных памятников», некрасиво повел себя во время его докторской защиты: не то строил какие-то препятствия, не то голосовал против. И почему, спрашивается? Потому что Гришунин был в его глазах «лихачевцем». Каковы бы ни были претензии Михаила Павловича к Дмитрию Сергеевичу, даже если они были обоснованными, даже если Дмитрий Сергеевич в чем-то виноват, вымещать это на третьем, ни в чем не повинном человеке считаю недостойным.

Прав я или нет, говорю, как чувствую. И Лихачев, и Алексеев, какие бы ни были отношения между ними, в моих глазах – вершины, возвышающиеся над всеми, с кем меня сводила судьба. Сейчас таких нет.

Ученый, редактор, личность

Дмитрий Дмитриевич Благой вошел в мой мир и занял в нем прочное место еще в студенческие годы. С тех пор стоят на моих книжных полках «Социология творчества Пушкина» и «Три века». Историю русской литературы XVIII века сдавал по его учебнику, а дверь в мир Пушкина приоткрывал по монографиям Благого и Томашевского. Когда, будучи еще студентом, решил, что кандидатскую диссертацию буду писать о Баратынском, мог ли я обойти вниманием автора статьи об этом поэте в КЛЭ?

В процессе дальнейшей работы, уже побывав в Мурановском музее и проделав определенные библиографические и архивные разыскания, я загорелся идеей провести конференцию или научные чтения, приуроченные к 120-летию со дня смерти Баратынского. Обсудив ее с Пигаревым – первым московским специалистом, оказавшим покровительство моим занятиям, – разослал несколько зондирующих писем людям, которые виделись мне как возможные участники этого дела. Среди них был, естественно, и Благой. Вот ответ, который я от него получил:

По-моему, Вы проявили очень хорошую инициативу, уважаемый товарищ Фризман (Вы не сообщили мне Вашего имени и отчества), организовав конференцию по Баратынскому. Хотя я действительно очень занят, но поэзия Баратынского издавна мною любима, и я готов принять личное участие в конференции в той форме, какую мне предложат ее организаторы.

С пожеланием полного успеха,

Ваш Д. Благой

26 января 1964 г.