Конференцию по Баратынскому провести не удалось, но спустя два года вышла в свет моя книжка о Баратынском; я, разумеется, отправил ее Благому, а чуть позднее послал автореферат своей диссертации об этом поэте. Его письма приобретали все более дружественный характер; между нами устанавливались отношения, которым суждено было продлиться почти два десятилетия.
Уважаемый Леонид Генрихович,
до сих пор за крайним недосугом не поблагодарил Вас за книжку о Баратынском, которую Вы мне прислали, и не поздравил с несомненной исследовательской и литературной удачей.
Думаю, что Вам следует развить ее, выпустив монографию об этом одном из замечательнейших наших поэтов, до сих пор у нас отсутствующую. Жду ее от Вас и желаю полного успеха, в котором, судя по этой Вашей первой очень сжатой и вместе с тем очень содержательной книжке, не сомневаюсь.
Кстати, не поможете ли Вы мне вот в чем. Некоторое время тому назад я сделал выписку из письма Баратынского к Вяземскому от 18 марта – 1 апреля 1829 года: «Вы мне очень лестно советуете приняться за прозу…» (далее следует обширная цитата из письма. –
Ваш Д. Благой
Ответить на этот вопрос для меня не представляло ни малейшего труда. Работая над Баратынским, я составил для себя указатель его писем, как опубликованных, так и находящихся в архивах. Я легко установил, что интересовавшее Благого письмо было опубликовано в «Литературном наследстве», но тома этого в моей библиотеке тогда не было, и я не мог с уверенностью сказать, наличествует ли в нем выписанная цитата. Я указал ему место публикации, и вот что он мне ответил:
Дорогой Леонид Генрихович, спасибо за то, что Вы так оперативно откликнулись на мою просьбу и навели меня на след.
Забавнее всего, что «черт оказался у меня за плечами» (помните, как сказал у Гоголя Пацюк кузнецу Вакуле). Ведь письма (точнее, отрывки из писем) современников о Пушкине в 58 томе «Лит. наследства» я предварял вводной статьей, и письма мне прекрасно известны. Конечно, отсюда я и взял цитату, которую Вам выписал. Но черт оказался за плечами не только у меня! Вы пишете, что не знаете, есть ли эта цитата в опубликованной части письма, а она есть! Получилось двойное дно.
Но навели меня на след именно Вы, а так я бы и терял время в бесплодных поисках, и т. п. Моя книга (по выходе непременно пошлю ее Вам) уже подписывается не к набору, а к печати,
а я так бы и не смог указать источника.И потому спасибо, спасибо, спасибо!
Искренне Ваш, Д. Благой
25.04
Р. S. Д. С. Лихачев переслал мне Вашу статью об А. И. Белецком. Обязательно напечатаем, и в одном из ближайших номеров. Получил я и Ваш реферат. Спасибо! А когда защита? Если это может быть полезно, охотно напишу о нем несколько хороших слов. На чье имя адресовать?
Искренне Ваш, Д. Благой
Обещание свое он выполнил, и его отзыв, конечно, значительно укрепил мои позиции. Все, кто узнавали об участии в моих делах «самого Благого», расценивали это очень высоко.
Статья, рекомендованная в «Известия АН» Лихачевым, положила начало моему более-менее регулярному сотрудничеству в этом журнале. Год спустя я постучался туда уже сам. После защиты нужно было определять новое направление работы. Среди возможных вариантов я рассматривал и такой – К. Маркс и Ф. Энгельс как писатели, изучение их литературного мастерства. Мысли на эту тему бродили во мне давно, еще когда я учился заочно на романо-германском отделении факультета иностранных языков Харьковского университета (там я получил второе высшее образование сразу после первого). На лингвистическом материале старой курсовой работы я написал статью «Образ в языке “Манифеста коммунистической партии”», в которой пытался обосновать мысль, что образность произведений подобного рода является не придатком к их содержанию, не украшением, используемым в посторонних целях, а следствием своеобразного синтеза научного и художественного типов мышления.
В мае 1968 года исполнялось 150 лет со дня рождения Маркса; я не сомневался, что юбилейным статьям будет открыта зеленая улица, и решил воспользоваться благоприятной ситуацией, и направил свою статью в уже знакомую мне редакцию журнала «Известия АН СССР. Серия литературы и языка», где она попала к его главному редактору – Благому. Она была им безоговорочно одобрена, а большая часть письма, которое он мне прислал, содержала предложения таких мелких поправок, которые нечего было и обсуждать. Если они чем-то и существенны, то лишь как подтверждение необыкновенного внимания к поступившему от меня тексту и тщательности его редактирования.