В лабиринтах судьбы

До новой позиции дошли без происшествий. Постройки, которые увидел Даничкин в бинокль, оказались кошарами для овец, построенными из дикого камня. Они были вполне пригодными для отражения атаки. Оборин оъявил привал. Группа расположилась в каменном укрытии. Все попытки связаться с вертолётчиками заканчивались безрезультатно. Радиостанция молчала.

– Вызывай, Боровков, вызывай беспрестанно. Не может быть, чтобы полк вымер.

Версия о преднамеренной изоляции группы в горах казалась Оборину шаткой, хотя ощущение, что это действительно так и есть, набирало всё боле твёрдую уверенность. Капитан озадаченно заходил по кошаре.

– Боровков, твою мать! – не выдержал он. – Проверь ещё раз рацию!

– Проверял, товарищ капитан. Рация исправна, – обиделся ефрейтор.

– А ты ещё раз проверь! – всё сильнее раздражаясь, распорядился ротный.

Радиостанция была исправна, но в эфире упорно молчали. Суванкулов прилёг в углу и долго лежал без движения. Потом он встал, подошёл к Оборину.

– Разговор есть, командир.

– Начинай.

– Отойдём в сторонку.

Они вышли из кошары и расположились под кустом.

– Я вот о чём думаю, командир. – Несколько секунд он молчал, глядя на капитана. – Ты только выслушай и не кипятись.

– Ну, не гладь Машку за ляжку, говори.

– Когда мы двигались к кишлаку, Мокрушкин сказал мне, что спецразведка подставила нас по-чёрному, и бой для группы будет последним. Я тогда только усмехнулся и успокоил его, подумав, что тот трухнул. Тогда он мне вылепил: «Твой ротный всего лишь пешка, операцией на самом деле руководит Соловей. Его приглашал к себе Сурмягин двумя часами раньше, чем капитана. Оттуда он вернулся мрачнее тучи».

– Ну, и?

– А то, командир. Про переодевание в шаровары знал только он, нас поставили в известность в последнюю минуту. Спрашивается, зачем?

– Положим, о переодевании я тоже знал. И что?

– Не от Сурмягина же, от Соловьёва. Или не так?

– Так.

– Наша группа – разменная карта в чьих-то политических играх, вот что я думаю.

На щеках Оборина заходили желваки. Он хотел возразить Суванкулову, но, подавив тяжёлый вздох, сухо буркнул:

– Продолжай.

– Давно известно, что в Афгане существует несколько политических движений. Группировки по-разному воспринимают здесь советское присутствие и нередко враждуют между собой. Вероятнее всего, одну из таких группировок необходимо устранить. Но нужно веское доказательство её борьбы против собственного народа. Сурмягин хорошо знает всю подковёрную возню, и решил использовать нас.

– И свою группу штрафников в первую очередь, – добавил Оборин. Видя недоумение в глазах Суванкулова, пояснил:

– Мокрушкин, Торсан и ещё несколько человек – шрафники, искупают свои грехи перед Сурмягиным.

– Вот оно что-о…

– Мне Соловьёв сам рассказал, кто должен был возглавить операцию. После его рассказа, я, признаться, не поверил нашему замполиту. Подумал, всё это чушь собачья, и только сейчас делаю для себя определённые выводы.

– И какие они, командир?

– Совпадают с твоими догадками. Обрати внимание: Сурмягин посылает на операцию всех офицеров и прапорщиков, переодевая в афганскую одежду. Когда я доложил о выполнении первого этапа операции, «вертушки» прилетели без промедления. Забрали убитых штрафников, а нам приказал ждать. Ждать, чтобы стать покойниками, в этом я уже ничуть не сомневаюсь. «Духи» от нас не отстанут, пока не выяснят, кто мы есть на самом деле.

Выскочив из кошары, подбежал Москаленко.

– Товарищ капитан, по всем склонам хребта лезут «духи». Их много, больше, чем при первой атаке.

– Та-ак. Замышляют загнать нас в мышеловку.

Все трое метнулись обратно в каменное укрытие.

– Занять оборону, – прозвучал голос Оборина. – Жигарёв и Даничкин остаются здесь с ранеными. Суванкулов, бери людей, пойдёшь со мной, прощупаем южный склон. Если отбросим «духов», будем уходить по три-четыре человека. Сигнал для общего отхода подам ракетой.

Моджахеды открыли прицельный огонь по постройкам.

«Ничего, толщина стен достаточная, даже от безоткаток можно укрыться на первое время», – подумал Сергей.

– Из кошары не высовываться и не стрелять. Пусть «душки» подойдут ближе, – негромко скомандовал он и вдруг почувствовал, как нахлынувшее возбуждение стало куда-то уходить, пропадать, а сердце забилось тише, ровнее. – Ну, мужики, держись. Будет горячо, как никогда, – тихо проговорил он, оглядываясь на солдат.

Даничкин выглянул из кошары. Моджахедов поблизости не было. Они, не зная истинной обстановки, осторожничали. Зато у Оборина на южном склоне разгорался жаркий бой. Не успел Даничкин заползти обратно, как по постройке ударила артиллерия. За спиной один за другим раздались несколько взрывов. Оторвавшись от земли, Жигарёв увидел большие просветы от вывалившихся камней.

«Дела хреновые, – отметил Сергей про себя. – Если безоткатки и дальше будут так долбить – долго не продержаться».