В лабиринтах судьбы

Степан вымученно улыбнулся. Ефросинья придвинула табурет к кровати мужа, присела. Степан взял супругу за руку, ладонь мелко дрожала.

— Иди по своим делам, а я чуток вздремну, — сказал он тихо. — Бабьих дел у тебя всегда хватает. Иди.

Он высвободил руку, положил себе на грудь.

— Вроде отпустило, окаянное, забилось ровнее, — успокоил он жену. — Позову, если потребуется.

Ефросинья встала и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Степан сказал неправду. В груди жила тупая давящая боль. К вечеру ему стало ещё хуже. Силы оставляли его. На какое-то время он забывался и дремал.

Приснилось ему, будто сидит он на возу сена, а лошадь, натужно храпя, тащит воз по бездорожью. Неожиданно воз опрокидывается, и Степан очутился под телегой. Лошадь останавливается и испуганно смотрит на него лиловым глазом. Он кричит на животное, требует оттащить воз в сторону, но ничего из этого не получается. Лошадь стоит, как вкопанная. Телега давит на грудь всё сильнее и сильнее — становится невыносимо трудно дышать.

— Ну, родная, дёрни чуток в сторону, — умоляет он лошадь. — Иначе мне не выбраться. Ну, давай же, милая, давай.

Животное не слышит его. Степан принимается кричать, но звук почему-то отсутствует.

Внезапно из леса выходит мужчина. Он ещё не стар, на вид ему около сорока лет. Глаза смеются, он весел. Лицо мужчины очень знакомое, но Степан не может его вспомнить.

— Не признаёшь? — продолжая улыбаться, спросил незнакомец.

— Пока нет, — ответил Степан. — Отвяжи бастрык да освободи телегу. Придавила, зараза, не продохнуть.

— Сейчас, Стёпа. Сейчас высвобожу.

Незнакомец подошёл к возу и легко приподнял его. Телега встала на колёса.

— Ух, ты! — облегчённо произносит Степан, поднимаясь с земли. — Ну и силища у тебя! Такой воз в одиночку поднял.

— Ты, Стёпа, видно запамятовал, сколько пудов я могу носить на себе?

Мужчина посмотрел на Степана, лицо его продолжало светиться улыбкой.

— Кто ты и откуда знаешь меня? — спросил Степан незнакомца.

— Неужто, до сих пор не признал?

Мужчина подошёл ближе и хлопнул его по плечу. — Надо же, батьку своего не признал! Ха— ха-ха!

— И верно — батяня. Откуда ты здесь?

— Долго рассказывать, сынок. Знал, что ты этой дорогой поедешь. Знал, что воз опрокинешь, вот и вышел навстречу. Хочу пригласить к себе.

— Куда? — успел спросить Степан.

— Скоро узнаешь, — ответил отец и… исчез.

«Почему он такой молодой? — недоумевал Степан, направляясь к небольшому озерку. Одежда запачкалась землёй, её нужно было почистить. Он наклонился к воде и удивился своему отражению. На него смотрел совсем молодой парень. — Вот тебе раз! Чудеса в решете, да и только!»

Вдруг Степан ощутил на своих плечах чьи-то руки. Обернувшись, увидел Ефросинью — молодую, стройную, гибкую.

— Фрося, неужели ты? — удивившись, воскликнул Степан.

— Я, Стёпа, кто же ещё? — женщина игриво повела глазами. — Или другую ждёшь?

— Что ты, Фросюшка! Разве могу я быть счастлив с другой? — Степан разговаривал с Ефросиньей, а мозг его отказывался верить во всё происходящее. Как поверить, если познакомился он с будущей женой, когда ей было уже за тридцать. Сейчас же перед ним стояла двадцатилетняя женщина. Такую Фросю он видел только на фотографии.

— Всё ещё удивляешься? — спросила Фрося, смеясь.

— Удивляюсь и не верю своим глазам.

— Всё просто, Стёпа. Я помолодела, чтобы ещё раз понравиться тебе. Напоследок. Ты не рад?

— Рад, ещё как рад. Но как ты здесь очутилась?

— Твой отец послал меня. Попросил, чтобы была рядом.

— Ты виделась с ним?

— Да, только что.

— Так, где же он, куда запропастился?

— Он сейчас далеко он нас. Сказал, что скоро ты с ним свидишься.

— Где? — поинтересовался Степан.

— Про это он ничего не сказал. Попросил разделить с тобой боль.

— Мне не больно. Отец освободил меня из-под телеги, дышать стало легко.

— Вот и хорошо, Стёпа, вот и чудесно. Значит, уходишь ты от меня с легкой душой.

— Никуда я от тебя не ухожу, — заверил жену Степан.

— Нет, Стёпа, уходишь. Я всё знаю. Это последняя наша встреча. Дай я тебя обниму.

Фрося прильнула к нему всем телом, обвила шею руками. От неё шёл жар.

— Да ты вся горишь!

— Так должно быть, родненький мой. Это горит во мне страсть. Ты прижми меня к себе, Стёпа. Прижми сильнее. Последний раз мы так крепко обнимаем друг друга. Помнишь, как мы с тобой обнимались в первую нашу ночь?

— Помню, Фрося. Очень хорошо помню. Как можно её забыть? В тот день я складывал сено на сеновал, а ты стояла внизу, наблюдала.

— Да, так всё было, так.

— Когда я закончил, ты тут же поднялась ко мне. Отняла у меня вилы и толкнула на сено. Оно так пахло мятой…

— Сегодня мы повторим ту ночь, только не на сеновале, мой милый, а в лугах, на берегу реки.

И они, как по волшебству, перенеслись на берег Чусовой. Тихо щебетали птицы, и умиротворённо плескалась вода. Степану показалось, что река разговаривает с ним. О чём — понять было невозможно. Багровое солнце медленно падало за вершины деревьев, и вдруг оно стало раскаляться до белого свечения, освещая всё вокруг. Его лучи были настолько яркими, что слепили глаза. Степан невольно закрыл их, а когда открыл, Фроси рядом уже не было.