В лабиринтах судьбы

— Ну, будет тебе, будет, — растерялся от неожиданности Степан, пытаясь поднять сноху на ноги. — Охлынь малёхо, Катерина. Вставай, вставай, не дури. Я ведь не колдун и мужиков к бабам возвертать не могу. Не передо мной тебе следует вставать на колени да исповедоваться. Сходи, в таком случае, в церковь, свечку поставь. Попроси у Господа прощения, помолись за здравие мужа. Авось и вернётся он живым и невредимым. Может, и смилостивится к тебе, простит.

Кате захотелось возразить свёкру, излить перед ним свои страдания, сказать что-то в своё оправдание, но слова как будто застряли в горле. Тяготясь разговором, который не получился, осознавая бесполезность дальнейшего общения, она замолчала. Постояла перед Степаном, низко опустив голову, и тихо прошептала:

— Напрасно я затеяла эту встречу. Простите, Степан Фёдорович. Больше я вас не потревожу.

Взглянув напоследок на свёкра, она медленно развернулась и побрела вдоль забора к своему дому. Шла будто не сама, а по чьей-то воле, опустошённая и отвергнутая, захлёбываясь в судорожных всхлипываниях. Потом слёзы прекратились, Катя лишь вздрагивала, мысленно оплакивая себя.

Через день она отправилась в город, к военкому. Рассказала всё, как есть, и получила заветный адрес. Письмо ушло в Афганистан.

Три месяца ждала Катя ответа. Тщетно. В посёлке уже властвовала холодная пуржистая зима, с низким тяжёлым небом, с пугающим завыванием ветра по ночам. А Сергей всё молчал. Ни самолёт, ни поезд не привёз ей весточки от мужа. Вечерами становилось невыносимо тоскливо, особенно когда Анечка уходила в спальню и укладывалась в свою кроватку. Дочь была для неё единственным человечком, который, сам того не понимая, помогал матери раздвинуть сумрачность дня и временно заглушить тоску. Катя заметно похудела, на лице обозначились скулы, и оно как бы почернело. Глаза ввалились, как у больной, её постоянно мучила бессонница. Она ещё несколько раз отправляла письма Сергею, но почтальон, пожилая тётка Пелагея, всякий раз, проходила мимо её дома, не останавливалась.

Перед Новым годом Катя уволилась с работы, собрала необходимые вещи и отправилась с дочерью в Москву. На Казанском вокзале их встретил Игорь Небаскин и отвёз к себе на окраину столицы. Он устроился хорошо и даже имел собственную жилплощадь.

Глава 17 Зимний праздник под Кабулом

Приближался Новый год. Зимние дожди в Афганистане не являются большой редкостью, и заканчивающийся год не стал исключением. Степи набухли от излишней влаги и стали серьёзным препятствием для бронетранспортёров. При отличных боевых качествах этих машин они всё-таки увязали, заставляя офицеров вспоминать всех матерей на свете и приветствовать их отборной бранью. В конечном итоге при планировании операций бронемашины в расчёт не брались, прорабатывались пешие варианты передвижения. Разведчики рассчитывали только на себя и таскали тяжёлое снаряжение на плечах, глубоко утопая сапогами в жидкой холодной земле. Перед Новым годом засады не планировались. Перевалы позаносило снегом, и передвижение караванов застопорилось. «Духи» тоже получили передышку и попрятались в отдалённых кишлаках, либо зимовали в Пакистане.

Разведчики отдыхали, набирались сил. Офицеры знали, что отдых продлится недолго — недели полторы-две, не больше. Потом они опять пойдут в засады или будут совершать внезапные нападения на кишлаки. Но всё это будет потом, а пока — отдых, праздник, расслабуха. Зимой не отдыхают и работают без передышки только печки-буржуйки. Они круглосуточно топятся и почти всегда стоят румяные, источая в палатке душно-вонючее тепло. Но это, все-таки, лучше, чем мёрзнуть в засадах многие часы.

К городку, где базировались спецназовцы, подтянули мотострелковый полк, и сейчас разведчики стали не одиноки. Скрытая неприязнь между родами войск присутствовала, но разведчики отличались миролюбивым характером, поэтому жизнь в городке протекала, можно сказать, сравнительно спокойно. Некоторые офицеры обоих подразделений даже подружились. Мотострелки имели в городке некоторое преимущество: у них имелась медсанчасть. Заведовал ею усатый капитан по фамилии Мельниченко. Его хозяйство располагалось в двух больших палатках и одном кунге, снятом с автомашины. В подчинении капитана был хирург и несколько медсестёр. По меркам войны это было уже кое-что и немного сверху. Так оценил ситуацию однажды Костя Даничкин. Правда, женщины-медики не являлись образцом морально устойчивых особ, и за ними тянулся длинный шлейф всевозможных сплетен. По одной из версий следовало, что все медсёстры, без исключения, приехали в Афганистан подзаработать. При этом имелось в виду, что они, как и все остальные, будут получать в Союзе два оклада и один здесь, под Кабулом, в виде чеков. Речь шла о совершенно другом заработке. Они, якобы, отдавались офицерам за один-два месячных оклада в чеках, так как рублей здесь, естественно, не водилось. Деньги остались в Союзе. Но, как бы то ни было, отсутствием внимания со стороны мужской половины медсёстры не страдали.