- О-о-о, – Яков Петрович в бешенстве откинул в сторону стул и он ударился об стену, ломая ножку и сбивая с пьедестала хрупкую статую. – Опять ты за своё?! Да когда ты угомонишься, старая дрянь!
- Да, я дрянь! Я дрянь!!! – дама залилась слезами. – А когда ты угомонишься, Яша, когда?! При живой жене, шлюху приволок, Софку.
- При живой жене?! – Яков Петрович тряхнул супругу за шею и она испуганно замолкла. – А ты забыла, как сама появилась в этом доме? Разве я не был женат? Но тебя это не остановило!
- Яша, я же думала у нас любовь! Сам говорил, жена старая, дочь больная... я же старалась, Яша! Двоих детей тебе родила! Коленьку, Катю... здоровых!
- Вот именно, – Яков Петрович неожиданно успокоился сел на стул и зевнул. – Тут ты права, жена старая. А старых жён надо менять, они ремонту не подлежат. Так что ты говоришь про дочку Сергея Ивановича? Пятнадцать лет? Гм...
Супруга Якова Петровича тяжело поднялась и заковыляла прочь из комнаты. Муж проводил её тяжёлым взглядом и зычно крикнул:
- Розка, Софка! Где вы, чёрт бы вас... обед заканчивается, а я только истериками сыт.
В комнату резво вбежали давешняя белокурая дамочка и рыхлая девица лет двадцати пяти с широким подносом, заставленным тарелками.
Девица принялась шустро накрывать на стол, Софья подсела к Якову Петровичу и, подставляя ему под руку, тарелки и закуски торопливо заговорила:
- Надо что-то решать, Яша. Беременная я, как с ребёнком то буду одна? Твоя старшая – уже дама, младшие тоже взрослые... сами свою жизнь устроят. Нет, мы конечно, будем помогать...
- Ты что ль помогать будешь? – буркнул Яков Петрович с набитым ртом.
- Да хоть и я. Помощь не только деньгами нужна, а и советом, лаской.
Яков Петрович оторвался от обеда и с интересом посмотрел на Софью.
- И что предлагаешь?
- Женись на мне, Яша. Ребёнку отец нужен. Фамилия. А то что же он будет? Байстрюк безродный...
- Не будет, – Яков Петрович продолжил прерванный обед, а Софья радостно всплеснула руками:
- Так ты женишься? Только жену твою Надьку надо отселить, да и Лидию Павловну... Люди смеются: первая жена в этом доме с дочерью живёт, вторая с детьми, а теперь ещё и я... как-то это Яша... не по-партийному.
Яков Петрович удивлённо поднял брови.
- Вона как заговорила? А теперь слушай сюда, – Яков Петрович утёр губы и жёстко взял Софью за узкие плечи. – Партию не тронь. Жёны жили здесь и будут жить. Нам по закону определённый метраж положен. Если всех выселить, так чужих заселят – будет коммуналка. В коммуналке хочешь жить?
Софья испуганно затрясла головой.
- Но три жены, это ты права – перебор. Потому я на тебе не женюсь.
- Да как же, Яша! Ребёнок...
- Я не женюсь, а вот Колька женится!
- Что?!
- Что слышала. Будет твоему ребёнку фамилия.
- Нашему ребёнку, Яша! Нашему!..
Яков Петрович вышел из-за стола, натянул на голову фуражку и молча вышел, горделивый и недоступный.
Софья залилась слезами. Рыхлая девица шустро вбежала в комнату и небрежно покидала тарелки на поднос.
- Будет убиваться-то будет.
- Ты слышала?!
- А то! Весь дом слышал. Ничего, могло быть и похуже. Тебя хоть в доме оставили, да и не просто оставили – замуж за генеральского сынка отдадут! Чего реветь-то?
- А Николай? Думаешь, он согласиться?
- А куда он денется? Небось уж не чает, как ему свою вину загладить, ведь в кои-то веки папеньку ослушался. Забудет свою Тамарку, женится на тебе, ребёночка родите... чего ещё? Не реви, ступай волосы прибери, умойся и вечером встреть его, как положено: с улыбками, да поклонами. А я пирожков напеку.
- Тошно мне, Роза. Как ни утро – так блюю, прямо из туалета не выложу. А он как дохнёт мне в лицо табачищем, там прямо хоть волком вой.
- Ничего, терпи. Такая бабья доля. Немного осталось-то. Родишь – полегчает. А с ребёночком мы управимся. Вон сколько баб-то в доме.
- А он потом другую найдёт, – плаксиво выговорила Софья.
- Да уж, известно. Найдёт. Да тебе что за печаль? Тебе судьбу ребёнка устроить надобно. Ты мать.
... От долго сиденья в шкафу затекли ноги, и мы Настасьей шевелили конечностями, разгоняя кровь.
- Идёмте, идёмте, – Катерина трясла красивыми цыганскими кудрями, нетерпеливо дёргая нас за руки. – Уехал изверг-то, пошлите ко мне во флигель!
Мы поднялись по узкой и крутой лестнице и оказались в круглой комнатке с высокими и узкими окнами, завешенными розовыми в мелкий цветочек, занавесками.
- Что Настька? Передала Машка обещанное зелье?
- Нет, – девочка с косичками виновато потупилась. – Её мамка про то узнала. В хате заперла, да ещё и высекла.
Катерина злобно нахмурила смоляные брови, и лицо её разом утратило красоту, стало неприглядным и даже гадким.
- Клушки деревенские! И чего я с вами связалась?! Недотёпы...
Катерина взволнованно ходила по комнате, кусая губы и ломая пальцы.