В лабиринте памяти

— Олежка, — через несколько томительных секунд молчания, сказала она. Теперь я слышал грусть в её словах. Казалось, регулятор её эмоций резко переключается с одного положения на другое. — Я люблю тебя и готова принять, но отец никак не может простить твоей выходки. Узнав, что ты звонишь, он разозлился и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Ты должен понимать, сейчас не самое лучшее время приезжать к нам. Он еще зол. Имени твоего слышать не хочет.

— Да чем же я мог его так обидеть? — я, как ни старался, не мог вспомнить, что произошло между мной и отцом. — Мама, что я натворил?

— Ты шутишь? — её голос был пропитан удивлением. Я, как наяву, представил себе её удлинившееся от негодования лицо и понял, как соскучился по ней.

— Это может показаться странным, но я действительно ничего не помню, — уже второй раз за день мне пришлось рассказывать про свои проблемы с памятью. — Мои воспоминания обрывочны и хаотичны. Это что-то похожее на амнезию.

— Очень удобное оправдание, — теперь её голос был наполнен разочарованием. — Ты хочешь сказать, что не помнишь, как до полусмерти избил отца?

— Я? — выдохнул я.

— Да, несколько месяцев назад, в начале декабря, когда ты гостил у нас, вы повздорили, и ты избил родного отца.

— Но этого не может быть! — реакция сидящих в автобусе людей, которые тут же развернулись посмотреть на меня, сигнализировала о том, что я слишком громко отреагировал на слова матери.

— Сынок, — теперь она старалась говорить так, чтоб её голос звучал спокойно и мягко. — Тебе нужно лечиться. Твои приступы агрессии, выдумки, проблемы с памятью…. Это всё из-за алкоголизма. Ты, как переехал, очень изменился и отдалился от меня. Я боюсь за тебя. Боюсь однажды получить известие о том, что мой единственный сын найден мертвым в подворотне. Да, сейчас у нас трудные времена во взаимоотношениях. Но я тебя люблю и желаю тебе только лучшего. И отец тебя любит, но ему нужно время, чтобы простить. Сходи к врачу, прошу тебя.

— Я не знаю, что происходит со мной, мама, — произнес я. — Я запутался. В мыслях, в чувства. Та авария перевернула все с ног на голову. Мой ребёнок умер, моя жена не желает меня видеть. Теперь и вы отвернулись от меня. А я не могу понять, из-за чего всё это происходит со мной.

— Какой ребёнок, какая жена? Ты никогда не был женат!

— О чем ты говоришь? — я не верил своим ушам и хотел прокричать в трубку, что это всё ложь. Но сдержался, чтоб не привлекать лишнего внимания. — Мою жену зовут Яна. Я переехал четыре года назад, сразу же встретил ее, и третьего сентября мы сыграли свадьбу.

— Четыре года назад ты еще учился в институте и жил у нас! — она продолжила разговаривать со мной, как с душевно больным, медленно проговаривая каждое слово. — Олег, мы уже обсуждали всё это. Чуть более чем полтора года назад ты бросил хорошую работу и съехал от нас в поисках лучшей жизни. Но никакой жены у тебя не было. Может ты и завел себе подружку в городе, но мне про это не говорил ни слова. Из-за своих выдумок в тот злосчастный свой приезд ты и подрался с отцом, когда напился…

Она говорила еще что-то, но я уже не слушал её. Потянувшись дрожащей рукой к кармашку рюкзака, в который складывал документы, я расстегнул его и достал паспорт. На четырнадцатой странице должна быть отметка о семейном положении. Я не хотел верить в то, о чем говорить мать. Этого не может быть, но и врать ей не было смысла. Пролистав страницы, я в недоумении уставился на девственно чистый от штампов лист.

— Умоляю, разреши мне приехать, — прошептал я в трубку, чувствуя, как горлу подкатывается ком, а глаза покрываются влагой. Паспорт выпал из моих рук. — Мне некуда идти. Я не знаю, что происходит и что творится со мной, но я всё потерял. Прошу тебя…

— Олежка, я не могу, — её голос дрожал. Она пыталась сдерживаться, но с каждым словом всё чаще слышались шмыганья носом, которые, в конце концов, переросли в громкие всхлипывания. — Прости меня, пожалуйста, но я не могу. Отец обещал сдать тебя в полицию, если ты переступишь порог нашего дома. Потом я свяжусь с тобой. Потом. Но не сейчас. Прости, сынок. Прости.

Я, не имея более сил слушать, как она терзается выбором между мной и отцом, оторвал телефон от уха и в сердцах бросил его себе под ноги. Электронное устройство разлетелось на части, а я закрыл лицо руками и уперся головой в спинку стоящего впереди кресла. Я плакал, не стесняясь своих слёз. Она говорила «потом»? Не будет никаких «потом». Потом, мама, ты узнаешь обо всём из криминальной хроники в дневных новостях по местному телеканалу. Или после звонка следователя. Но будет поздно. Моя жизнь разрушена. А я даже не помню, какая она моя жизнь.