Читаем В ладонях судьбы...(СИ) полностью

   Вчерашняя боль притупилась. Выпавший ночью чистый снег не только прикрыл неприглядную серость земли, но и словно очистил душу девушки от неприятного осадка подлой выходки всё ещё любимого ею человека. Она вспомнила его поцелуи, и опять сладко защемило сердце... "Ну почему он испортил всё, ведь так было хорошо..." - горестно думала Ириша, стараясь найти ему оправдание, и... находила. "Ну, просто выпил лишнего, ну и что? бывает же такое... сейчас, наверное, ему самому стыдно за свой поступок, и он, может быть, тоже страдает..." - убеждала себя девушка, подходя к кладбищу. Возле ворот остановилась, собираясь с духом ступить за калитку, разделяющую живой мир от мира навеки почивших...





   Укрытое снежным саваном с торчащими из-под него чёрными крестами и памятниками кладбище было особенно тихо и даже торжественно. В свете луны таинственно искрился снег, чуть шуршали, осыпаясь снежной пылью, задетые Иркой ветки, низко склонившиеся под тяжестью снега, и его хруст под собственными резиновыми сапожками эхом отдавался в воздухе и пугал... Она вздрагивала и оглядывалась. Ирине не раз доводилось идти этой дорогой, но было это летом, когда весело шелестела листва на деревьях и кустарниках и щебетали птички, порхая над могилами. А увядающие букеты живых цветов на холмиках рядом с яркими искусственными венками связывали между собой эти два противоположных мира, наглядно показывая, как недолговечно всё живое и как тонка грань между "этим" и "тем светом"...





   К последнему убежищу своих близких приходили люди, чтобы прибраться на могилке, а после горестно помолчать, сидя на скамеечке. Потом, по традиции оставив на холмике гостинец, перекрестившись, уходили, пообещав "скоро встретиться", но втайне надеясь, что встреча эта состоится как можно позже...





   Сейчас же кладбище было пустынно, и, как казалось Ире, даже враждебно к ней за то, что нарушает она в такую утреннюю темень покой его обитателей... Ирина шла, затаив дыхание, по аллее, стараясь не смотреть на тёмные, мрачные кресты... Но невольно воображение рисовало ей, как там, под толстым слоем земли, забеспокоился потусторонний люд, досадуя на неё за прерванный сон... "Но вдруг сугроб зашевелился, и кто ж из-под него явился?" - совсем не к месту вспомнились ей строки и даже почудился чей-то шёпот. Ирка остановилась, замирая от страха, но прислушавшись, услышала только частый стук собственного сердца...







   - Присядь, дочка, рядышком... - чей-то негромкий голос словно взорвал тишину, и Ира, вздрогнув, резко повернулась. На скамеечке у могилы, откуда доносился голос, она никого не увидела... Ужас охватил девушку, она рванулась, чтобы убежать, но... ноги словно приросли к земле, не давая ступить и шагу... Сердце готово было выскочить и гулко билось в груди... "Нет... этого не может быть... просто я... сплю ещё..." - подумала она.





   - Не бойся, милая... подойди... - вновь произнёс чей-то тихий голос, и, Ира, словно под гипнозом ступила на ставших вдруг, словно ватными ногах к скамеечке...



   Она узнала эту могилку с покосившимся крестом - заброшенную, заросшую высокой, дикой травой, которая проступала даже сквозь не толстый снежный покров... Ирина присела на краешек покрытой снегом скамейки и удивилась, неожиданно увидев рядом с собой старушечью фигурку в чёрном одеянии... "Странно...Как это я её не заметила?.. - мелькнула мысль. Неужели нашёлся кто-то из родных и пришёл навестить? но почему в такое необычное время?" Ира поздоровалась с женщиной, та ответила, не повернув головы. Молчание затянулось, и Ирке показалось, что старушка задремала. "Ой, опоздаю ведь, надо поторопиться..." - обеспокоенно подумала она, и привстала, чтобы тихонько уйти...





   - Не спеши, успеешь ещё наработаться... - заговорила вдруг женщина, - ты ранняя пташка, а кто рано встаёт, тот вдвое живёт... Сочельник сегодня... - чуть помолчав, тихо произнесла она, - а я сегодня именинница... меня Клавдией зовут.



   - Поздравляю вас... - Ира достала из кармана телогрейки газетный свёрточек, что сунула ей мама перед выходом из дому и, развернув его, положила на колени странной бабушки пирожок. - Угощайтесь...



   Старушка взяла пирожок в руки и прижала его к груди.



   - Какой тёплый...



   - Да нет, он остыл давно - мама ещё вчера их пекла... - уточнила Ириша.



   - Нет-нет, он тёплый... - сказала старушка, - в нём хранится тепло рук твоей мамы и твоё тепло...



   Ирке хотелось взглянуть в лицо удивительной незнакомки, но та, глядя куда-то прямо перед собой, так и не повернула головы.



   - Начинаются святки... - промолвила женщина, - когда-то мы гадали в эти дни на своего суженого, загадывали желания...



   Ира улыбнулась. Ей очень захотелось, чтобы произошло чудо, и, закрыв глаза, она мысленно произнесла заветные слова: "Я желаю, чтобы Андрей меня полюбил..."



   - О чём ещё может мечтать юная особа, как не о любви... - с усмешкой в голосе промолвила старушка. - Вот только тот, о ком ты загадываешь, не стоит того... Остерегайся, милая, его, он снаружи красив и блестящ, а в душе у него - чернота...



   - А откуда вы знаете, о ком я подумала? - удивилась Ирина.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Липяги
Липяги

…В своем новом произведении «Липяги» писатель остался верен деревенской теме. С. Крутилин пишет о родном селе, о людях, которых знает с детства, о тех, кто вырос или состарился у него на глазах.На страницах «Липягов» читатель встретится с чистыми и прекрасными людьми, обаятельными в своем трудовом героизме и душевной щедрости. Это председатели колхоза Чугунов и Лузянин, колхозный бригадир Василий Андреевич — отец рассказчика, кузнец Бирдюк, агроном Алексей Иванович и другие.Книга написана лирично, с тонким юмором, прекрасным народным языком, далеким от всякой речевой стилизации. Подробно, со множеством ярких и точных деталей изображает автор сельский быт, с любовью рисует портреты своих героев, создает поэтические картины крестьянского труда.

Александр Иванович Эртель , Сергей Андреевич Крутилин

Русская классическая проза / Советская классическая проза / Повесть / Рассказ / Проза
Мизери
Мизери

От автора:Несколько лет назад, прочитав в блестящем переводе Сергея Ильина четыре романа Набокова американского периода ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Bend sinister" и "Бледное пламя"), я задумалась над одной весьма злободневной проблемой. Возможно ли, даже овладев в совершенстве чужим языком, предпочтя его родному по соображениям личного или (как хочется думать в случае с Набоковым) творческого характера, создать гармоничный и неуязвимый текст, являющийся носителем великой тайны — двух тайн — человеческой речи? Гармоничный и неуязвимый, то есть рассчитанный на потери при возможном переводе его на другой язык и в то же время не допускающий таких потерь. Эдакий "билингв", оборотень, отбрасывающий двойную тень на два материка планеты. Упомянутый мной перевод (повторяю: блестящий), казалось, говорил в пользу такой возможности. Вся густая прозрачная вязкая пленка русской набоковской прозы, так надежно укрывавшая от придирчивых глаз слабые тельца его юношеских романов, была перенесена русским мастером на изделие, существованием которого в будущем его первый создатель не мог не озаботиться, ставя свой рискованный эксперимент. Переводы Ильина столь органичны, что у неосведомленного читателя они могут вызвать подозрение в мистификации. А был ли Ильин? А не слишком ли проста его фамилия? Не сам ли Набоков перевел впрок свои последние романы? Не он ли автор подробнейших комментариев и составитель "словаря иностранных терминов", приложенного к изданию переводов трех еще "русских" — сюжетно — романов? Да ведь вот уже в "Бледном пламени", простившись с Россией живой и попытавшись воскресить ее в виде интернационального, лишенного пола идола, он словно хватает себя за руку: это писал не я! Я лишь комментатор и отчасти переводчик. Страшное, как вдумаешься, признание.

Галина Докса , Стивен Кинг

Фантастика / Проза / Роман, повесть / Повесть / Проза прочее