В лапах страха (СИ)

Давил до тех пор, пока под большими пальцами обеих рук больше не осталось упругости. Давил и после этого, не обращая внимания на заливающую руки кровь. Давил даже когда Палит забился в конвульсиях, больше походящих на предсмертную агонию.

Когда бывший одноклассник окончательно затих, Олег отпихнул безжизненное тело прочь и откинулся навзничь. Дождь оставил его в покое, словно признавая превосходство. Ветер так же отстал. Осталось лишь мрачное небо над головой и тёмный провал в душе.

- Это за Женьку, тварь, – прохрипел Олег. – Надеюсь, тебе понравилось.

С небес спустилась бездна.

4.

Какое-то время Григорий Викторович сидел в каморке Аллы Борисовны и выслушивал её надрывные причитания, относительно того, как нечто подобное могло случиться и куда, вообще, катится этот нерадивый и ужасный мир, сдобно начинённый всевозможным сбродом, от которого можно ждать ещё и не такого! Монотонная тирада постепенно обволакивала сознание мшистой пеленой забвения, на вязком фоне которой отчего-то было довольно легко размышлять на совершенно отстранённые темы, при этом особо не раздражая занятого нудной тарабарщиной собеседника. В большей степени, это даже смахивало на абстрактный диалог семейной пары, прожившей бок о бок лет эдак тридцать. Она его постоянно «пилит» по любому поводу и без такового. А ему на неё просто плевать, потому что он давным-давно свыкся с данностью и просто терпит. Взаимоотношения – если дозволительно оперировать именно этим определением – деградировали, превратившись в привычку. Чувства поблекли, а единственное, чего хочется прямо сейчас, это чтобы вечер поскорее канул в лету, оставив после себя засвеченный негатив повседневности.

Григорий Викторович был закоренелым холостяком и не мог понять, как в его голове народилось подобное сопоставление. Впрочем, это и не особо его заботило.

«Наверняка засело где-нибудь в корках подсознания ещё с институтских времён – ведь в пору расцвета светлого коммунизма, браку в государстве отводилась первостепенная роль. Да, семья была именно что ячейкой общества – и это не являлось устойчивым выражением, которым в наши дни бросаются направо и налево, обозначая на лице сознательность, в душе же стараясь утаить пошлые стереотипы. Нынешние грязные институты, в которых, якобы, и должна зарождаться та самая новая жизнь, что поведёт цивилизацию к светлому будущему, заслуживают совершенно иной характеристики. И это тоже общеизвестно».

Григорий Викторович невольно усмехнулся – и снова попал в цель: Алла Борисовна расплылась в жуткой улыбке, по-видимому, довольная реакцией слушателя.

- И правда, что же за день сегодня такой... – «перезарядила» она и принялась расстреливать гудящее пространство трассерами ненависти ко всему живому.

Григорий Викторович вздохнул.

После того, как все разошлись, он ещё раз попытался поговорить с оставшимися подростками...

(надо будет попросить Вадима разыскать остальных)

...однако те прибывали в таком состоянии, что с расспросами лучше было повременить. Тем более что и неравнодушный к мёртвым девочкам судмедэксперт – толстячок Гриша – щедро накачал невольных свидетелей таблетками, так что добиться чего-то вразумительного казалось практически невозможным. Да и не было особого смысла терзать шокированных подростков прямо сейчас. К тому же, на данном этапе следствия, всё вырисовывалось довольно чётко и без них: ссора днём, спиртное, – а возможно и не только – вечером. Далее затаённая обида, и месть, как по Станиславскому. Сами опрошенные свидетели особо не сомневались в истинном виновнике случившегося кошмара. А найти их одноклассника – лишь дело времени. Убийца наверняка поутру сам во всём раскается. Потому что трудно принять как есть, а тем более, осмыслить содеянный кошмар, оставшись без покровительства «зелёного змия», с которого всё и началось.

Григорий Викторович презирал убийц вообще. А малолетних несмышлёнышей – точнее зверят, способных лишить жизни просто так, особо не задумываясь, – в особенности. Система определённо дала сбой: изо дня в день, задающие ход шестерни вертелись совершенно не в ту сторону, отчего с лишённого всяческой цензуры конвейера вновь и вновь сходили подобные бездушные экземпляры, «запрограммированные» на причинение боли и лишение жизней. И самое страшное, что заставить крутиться шестерни вспять – невозможно. Отбросит отдачей. А повторно к механизму уже не подпустят. Система хочет двигаться дальше – её кукловоды пойдут на что угодно, дабы сохранить существующий порядок вещей. Точнее режим. Никаким порядком не пахнет и в помине!

Григорий Викторович вновь машинально кивнул, соглашаясь с ходом собственных мыслей.

Алла Борисовна оскалилась, блеснув отшлифованными коронками.

- Тогда и я с вами чайку махну! – обрадовалась она, гремя выдвижными ящиками стола. – А может покрепче чего?.. Сами видите, как всё сегодня складывается.

Григорий Викторович нахмурился.

- Простите... Что вы сказали?