- Да полноте вам! Они ведь все на этих своих стрелялках и бродилках помешаны! Им же взять нож и начать убивать – как два пальца обслюнявить! Они даже не осознают толком, что сделали! И не думайте, что нормальные есть – нету! Вымерли все, как динозавры! Телевизор уже страшно включать! Вы только посмотрите, чего они – детёныши эти – заграницей творят... Сегодня на уроке вместе со всеми шалят, а назавтра приходят с отцовским дробовиком и весь класс кладут... а сами сверху... да ещё и записочку оставят, кто, так сказать, всему виной! – Алла Борисовна раскраснелась, явно испытывая высшую степень эйфории от восприятия собственной речи. – Это ведь оттуда всё и идёт. Сызмальства мультики эти, про котов и мышей, которым лишь бы оттяпать друг у друга чего поскорее! Потом игрушки заумные ихние, пропади ж они опять пропадом! А как школу заканчивают и куда дальше учиться уезжают – всё, пиши, пропало! Свобода – делай, чего захочу, авось не поймают! А вы говорите: не все такие... Прикрывают они просто друг дружку. Потому что так уж у них заведено. Кодекс чести, что ли... Не посмотри, что одно шпаньё поголовно! А собачка есть – сама видела. Уж мне-то врать незачем, сами должны понимать.
Григорий Викторович недовольно кивнул: он знал это и без нудных нотаций.
- Я всё понял. Да, вот ещё что...
- Что? – обрадовалась Алла Борисовна. – Спрашивайте – всё расскажу!
- Вы, случайно, не знаете, какие взаимоотношения складываются в семье этих Смирновых? Может, ссорятся... детей ругают, почём зря... или ещё чего вытворяют?
Алла Борисовна наклонилась к столу, осторожно посмотрела по сторонам.
- Да я так и знала, что это рано или поздно всплывёт, – прошептала она, словно их беседу мог кто-то подслушать.
- Что именно?
- Ходят слухи, что, якобы, эта Марина – мама девочки – на учёте в психоневрологическом диспансере состоит, – Алла Борисовна утвердительно кивнула, словно соглашаясь сама с собой.
- И что с ней не так?
- А кто ж знает... Люди говорят, будто они только из-за этого и съехали с прежней квартиры: мол, там тоже прознали про ЭТО и вроде как попытались во всём разобраться.
- Ишь ты... – покачал головой Григорий Викторович, которому от всех этих перешёптываний привиделась средневековая городская площадь, в центре которой беснующаяся толпа пытается линчевать испуганную женщину в отрепьях.
- А что же, вы сами никаких справок не наводили? – Алла Борисовна тут же растворила страшную картинку своими плоскими сомнениями и принялась буравить Григория Викторовича презренным взором.
- Я пришёл из-за собаки. А это так, простая интуиция.
- Уж как-то метко вы попали со своей этой интуицией, – проворчала консьержка, видимо всё равно не до конца доверяя услышанному.
- Профессия такая, – Григорий Викторович неумело улыбнулся и тут же снова посерьёзнел. – А теперь, ближе к делу. Когда именно появилась собака?
- Да вчера вечером и появилась, – отмахнулась Алла Борисовна. – Я же всё вашему, этому, дежурному рассказала! Причём не одному и не раз!
- Что ж, теперь придётся ещё и мне рассказать.
Алла Борисовна засопела, напрягая извилины.
- Вчера – приблизительно в это же время – сам глава семейства привёз на машине.
- А, случаем, не припомните... к этому главе семейства никакой молодой человек не приезжал до этого? На иномарке.
Консьержка засопела пуще прежнего.
- Нет. Если бы приезжал – заметила бы. Мимо меня даже мухе не пролететь.
- Ясненько... Так. И что же дальше было?
- Ну, я, конечно, его предупредила, что подобным зверюгам тут не место! Вон – деревня, село, дача, – там хоть анаконду выращивайте, а тут... – Алла Борисовна захлебнулась волной сдобного негодования. – Нет, это надо же до такого додуматься – жуткую зверюгу в квартиру пустить!
- Я смотрю, вы не очень-то собак долюбливаете... – попытался вставить словечко Григорий Викторович, но консьержка тарахтела, точно пулемёт:
- Вот ещё! Обычных Бобиков да Шариков – ради бога! Сама буду им объедки носить. Так нет же, нужно обязательно эту белобрысую крысу-переростка привезти! Чтобы она потом день напролёт интеллигентных людей своим бесстыжим воем изводила!
- Интеллигентные люди, насколько мне известно, – все днём работают.
Алла Борисовна побагровела, словно её ткнули носом в несостоятельность собственных идеалов.
- Герман Полиграфович – заслуженный деятель культуры. Он в оркестре играет. И ему весь день напролёт нужно партии разучивать, чтобы потом, вечером, для вот этих самых добропорядочных лиц – как вы сказать соизволили, – которые днём все работают, концерты давать! Эх вы, служителем закона ещё себя называете... – И Алла Борисовна в чувствах отвернулась.
- Простите, – тут же спохватился Григорий Викторович, понимая, что столь серьёзная тема может снова прикрыться бесполезными метаниями души. – Бог – свидетель, я не хотел вас обидеть.
- Да что я – мелкий пожилой человек, до которого никому нет дела. А вот Герман Полиграфович – это личность! Таких бы как он – и к власти! Уж тогда бы мы точно зажили!
Григорий Викторович деликатно откашлялся.
- Так что за порода?