В лапах страха

Марина ничего не понимала и лишь беспомощно щурилась всякий раз, как костлявая рука старухи хлёстко била её по губам. В голове царила настоящая вакханалия, а за её медным звоном всё явственнее ощущалось стремительное наступление ЧЕГО-ТО извне. Это было оно — БЕЗУМИЕ; мягкие шажки лапок с крошечными подушечками — так подкрадывается хищник, маскируясь под шорох травы. Затем с Мариной случилась истерика, и больше из событий того ужасного дня она ничего не запомнила.

— По мне, так можешь и вовсе нажраться, — прошипела Марина. — На такси уеду, — она встала из-за стола и направилась к выходу.

— Марина! — Глеб хотел было поймать жену за руку… но это оказалась лишь тень; эфемерная подделка под плоть извернулась, окатила флюидами ненависти и просто растворилась.

— Оставь ты. Это нервы всё. Пускай «перекурит» малость — сейчас всем не по себе, — Славин смотрел мимо Глеба, потом спохватился и махнул очередную стопку. Из всех, присутствующих за столом, он был самым близким другом Сергея — ещё с тех незапамятных времен, когда они вместе пропадали за гаражами.

— Да уж, сегодня и впрямь денёк не из лёгких, — выдохнул Зимин, размышляя о чём-то своём.

Старушка в уголке снова заплакала.

— Тут такие дела… — отрешённо произнёс молчавший до сих пор Стасюлевич.

Его Глеб не знал совсем.

«Наверняка один из последних Сергеевых дружков, которых почему-то оказалось намного меньше, чем вроде бы должно было быть на деле».

Хотя, по любому, прийти, проститься с другом, по известным причинам, отважились не все.

— Что-нибудь серьёзное? — отрывисто бросил Зимин и тут же замолчал, поняв, насколько по-идиотски звучит сегодня данная фраза.

— Серьёзное, — выдохнул Славин, машинально «обновляя» стаканы.

Глеб ничего не сказал; он продолжал смотреть в одну точку, желая, чтобы вся эта сцена показной скорби поскорее закончилась.

— Ко мне тут следователь на днях приходил, — вздохнул Стасюлевич. — Расспрашивал всё…

— О чём? — спросил Зимин.

— Обо всём.

— Но ведь дело вроде как закрыто уже, — занервничал Зимин.

— Вот именно: вроде как… — Стасюлевич исподлобья посмотрел на Глеба — хотя посмотрели, скорее всего, все; просто Стасюлевич сидел ближе всех и единственный попадал в область периферического зрения.

— Ты ничего не знаешь? — спросил Славин.

Глеб неопределённо пожал плечами.

— Он ведь брат твой, как-никак, — зачем-то добавил Зимин.

Глебу захотелось просто наподдать по этой наглой роже, решившей так некстати поумничать; однако он быстро осознал, что мордобой сегодня тоже совсем не к месту и мысленно заставил себя не кипятиться почём зря.

— Брат, — Глеб усмехнулся. — Да любой из вас о Сергее побольше моего знает, потому что вместе делишки свои и прокручивали. Или вы тоже водителями были?.. — Глеб почувствовал, что хмелеет, однако о сказанном ничуть не жалел — давно пора уделать этих ХИТРОЖОПЫХ придурков, возомнивших себя Спинозами.

Славин дёрнулся, но тут же взял себя в руки, и лишь мельком глянул на старушку в углу.

— Давай выйдем, — предложил он. — А парни тут о своём пока потолкуют.

— Нет, а что следователь-то хотел? — не унимался Зимин.

— А то ты не знаешь… — растянуто произнёс Стасюлевич, попутно «опрокидывая» очередную стопку.

Глеб поднялся, посмотрел на мать.

«Интересно, — подумал он, — а вправе ли я сегодня вообще уезжать?..»

Славин подцепил Глеба за руку. Вдвоём они вышли на кухню, не обращая внимания на ожившие под ногами скрипы.

8.

Светка не шла, а буквально летела. Кругом грустила осень — всеобщее увядание, угасание, умирание, — а в душе наконец-то наступила оттепель. Долгожданная весна, и к чертям, что календарь свидетельствует об обратном!

«Это всего лишь мелованная бумага, типографская краска и вера людей… в то, что всё действительно так, а не иначе. Но бывает и наоборот. Достаточно лишь заставить сознание поверить в чудо».

Светка шагала уже практически вприпрыжку, отчего Юрка неизбежно отставал, не в силах совладать со своим тяжеленным «скафандром». Дождик закончился, но легче от этого не стало: выпавшая влага превратилась в сгустки тумана и теперь медленно ползла вверх по зданиям в виде удушливых испарений.

Юрка не понимал, почему всё именно так. По идее, после дождя должно непременно похолодать — так было всегда, — но сегодня почему-то этот закон не действовал, а вниз по спине, тем временем, текли полноводные ручьи. Юрка отдувался из последних сил, но предпочитал молча сносить муки, не заостряя лишний раз внимание сестры на своей персоне: сегодня и без того будет время насладиться обществом друг друга.

Они спустились вниз по Братиславской и теперь шли мимо ЦПКиО. Юрке не очень нравился этот маршрут, потому что где-то рядом располагался канализационный слив, отчего воздух был сдобно пропитан нечистотами. С мамой он здесь никогда не ходил — та словно чего-то опасалась, — а вот Светка, как нарочно повела столь дурно пахнущей тропой.