В лесах (Книга 1, часть 2)

- Так, малехонько, обиняком ему молвил: "Большое, мол, дело хотел тебе завтра сказать, да видно, мол, надо повременить... Ахнешь, говорю, с радости..." Двести целковых подарил на праздник - смекнет...

- По моему разуму, не след бы ему, батька, допрежь поры говорить,возразила Аксинья Захаровна.

- С твое не знаю, что ль?.. Рылом не вышла учить меня,- вспыхнул Патап Максимыч.- Ступай!.. Для праздника браниться не хочу!.. Что стала?.. Подь, говорю,- спокойся!..

К светлой заутрене в ярко освещенную моленную Патапа Максимыча столько набралось народа, сколь можно было поместиться в ней. Не кручинилась Аксинья Захаровна, что свибловский поп накроет их на тайной службе... Пантелей караульных по задворкам не ставил... В великую ночь воскресенья Христова всяк человек на молитве... Придет ли на ум кому мстить в такие часы какому ни есть лютому недругу?..

Чинно, уставно правила пасхальную службу Евпраксеюшка. Стройно пели дочери Патапа Максимыча с другими девицами канон воскресению. Радостно, весело встретили праздник Христов... Но Аксинья Захаровна, стоя у образов в новом шелковом сарафане, с раззолоченной свечой в руке, на каждом ирмосе вздыхала, что не привел господь справить великую службу с проезжающим священником ... Вздыхала и, глядя на сиявшую красотой Настю, думала: "Кому-то, кому красота такая достанется? Не купцу богатому, не хозяину палат белокаменных... Доставаться тебе, доченька, убогому нищему, голопятому работнику!.."

Настя глядела непразднично... Исстрадалась она от гнета душевного... И узнала б, что замыслил отец, не больно б тому возрадовалась... Жалок ей стал трусливый Алексей!.. И то приходило на ум: "Уж как загорелись глаза у него, как зачал он сказывать про ветлужское золото... Корыстен!.. Не мою, видно, красоту девичью, а мое приданое возлюбил погубитель!.. Нет, парень, постой, погоди!.. Сумею справиться. Не хвалиться тебе моей глупостью!.. Ах, Фленушка, Фленушка!.. Бог тебе судья!.."

* * *

Праздники прошли. Виду не подал Насте Патап Максимыч, что судьба ее решена. Строго-настрого запрещал и жене говорить про это дочери. В Фомино воскресенье воротился Алексей. Патап Максимыч пенял ему, что не заглянул на праздниках с родителями.

- Тятенька всю святую прохворал,- оправдывался Алексей.- Опять же такой одежи нет у него, чтоб гостить у вашей милости. Всю ведь тогда выкрали...

- Нешто ты, парень, думаешь, что наш чин не любит овчин? - добродушно улыбаясь, сказал Патап Максимыч.- Полно-ка ты. Сами-то мы каких великих боярских родов? - Все одной глины горшки!.. А думалось мне на досуге душевно покалякать с твоим родителем... Человек, от кого ни послышишь, рассудливый, живет по правде... Чего еще?.. Разум золота краше, правда солнца светлей... Об одеже стать ли тут толковать? Вздохнул Алексей, ни слова в ответ.

- Что? Справляется ль отец-от? - спросил Патап Максимыч.

- Справляется помаленьку вашими милостями, Патап Максимыч, отвечал Алексей.- Коней справил, токарню поставил... Все вашими милостями.

- Трифон Михайлыч сам завсегда бывал милостив... А милостивому бог подает,- сказал Патап Максимыч.- А ты справил ли себе что из одежи? - спросил он после недолгого молчания.- Не справлял, Патап Максимыч,- потупя глаза, ответил Алексей.

- Что ж это ты, парень! - молвил Патап Максимыч.- Я нарочно тебе чуточку в красно яйцо положил, чтоб ты одежей маленько поскрасил себя... Экой недогадливый!

- Тятеньке отдал,- еще больше потупясь, сказал Алексей.

- Что ж так? - спросил Патап Максимыч.- Ты бы шелкову рубаху справил, кафтан бы синего сукна, шапку хорошую. - Не шелковы рубахи у меня на уме, Патап Максимыч,- скорбно молвил Алексей.- Тут отец убивается, захворал от недостатков, матушка кажду ночь плачет, а я шелкову рубаху вдруг вздену! Не так мы, Патап Максимыч, в прежние годы великий праздник встречали!.. Тоже были люди... А ноне - и гостей угостить не на что и сестрамна улицу не в чем выйти... Не ваши бы милости, разговеться-то нечем бы было.

- Хорошо, хорошо, Алексеюшка, доброе слово ты молвил,- дрогнувшим от умиления голосом сказал Патап Максимыч.- Родителей покоить - божию волю творить... Такой человек вовеки не сгибнет: "Чтый отца очистит грехи своя".

И крупными шагами зашагал Патап Максимыч по горнице.

- Слушай-ка, что я скажу тебе,- положив руку на плечо Алексея и зорко глядя ему в глаза, молвил Патап Максимыч.- Человек ты молодой, будут у тебя другой отец, другая мать... Их-то станешь ли любить?.. Об них-то станешь ли так же промышлять, будешь ли покоить их и почитать по закону божьему?.. Какие ж другие родители?- смутившись, спросил Алексей.

- Человек ты в молодях, женишься - тесть да теща будут,- сказал Патап Максимыч, любовно глядя на Алексея.

Дрогнул Алексей, пополовел лицом. По-прежнему ровно шепнул ему кто на ухо: "От сего человека погибель твоя"... Хочет слово сказать, а язык, что брусок.

"Догадался,- думает Патап Максимыч,- обезумел радостью".

- Что ж, Алексеюшка? Ответь на мой спрос? - спрашивал его Патап Максимыч.

С шумом распахнулась дверь. Весь ободранный, всклоченный и облепленный грязью, влетел пьяный Никифор.