В любви и боли. Прелюдия

Я поймала этот незабываемый кадр на электронный носитель флеш-карты фотоаппарата, чуть не взвизгнув от восторга. Ловить смену выражений и взгляда на лице Дэниэла принимало для меня несколько иные "изощренные" формы и мотивы.

— Почему же, — он смущенно облизнул свои гладкие (черт) губы кончиком языка, задумавшись над следующей фразой.

Я же от внутреннего ликования чуть не прикусила собственный язык, усердно нажимая на "спусковой курок".

— Просто не ожидал, что должно быть что-то еще более приятное… Оно ведь, правда, будет?

Мне пришлось опустить на время руки с камерой и покачать головой, демонстрируя сдержанную улыбку.

Нет, нет, нет, зая моя. На эту территорию я тебе переходить пока не разрешала, даже если ты чисто прикалываешься и надеешься меня смутить в отместку за собственные "унижения".

— Еще как будет. Только для этого придется не просто войти в образ, а погрузиться в него на всю глубину. Все находится в тебе… глубоко в тебе.

Его взгляд и улыбка передернулись невидимой дымкой новых скрытых эмоций. Он вроде смотрел на меня и… одновременно в меня. Словно заглядывал куда-то дальше уровня моих глаз, за пределы зрительного нерва, пытаясь разглядеть скрытое за семью печатями и стальными вратами моей незримой сущности…

О, нет. Нет, Дэнни. (я подняла камеру и выхватила этот драгоценный момент из ускользающих нестабильных молекул временного пространства) Тебе туда нельзя. Слишком рано… а быть может даже и никогда.

Но именно с этого мгновения (или намного раньше) все и началось. Падение…

Нет, невесомое парение. Все казалось таким невероятно простым и естественным. Ты играл сложнейшие переборы на виртуальном фортепиано, создавая восхитительные музыкальные композиции, в какой-то миг понимая, что… ты ведь до этого не знал ни одной ноты и тем более аккорда.

То ли Дэниэл был создан для этой съемки, то ли между нами на самом деле установился тот самый доверительный контакт обоюдной самоотдачи, который так необходим между фотографом и его моделью для достижения гармоничного фотосета.

Изначальные зажатость и смущение сошли на нет. Всего через несколько минут подобных фотокадров, я откровенно начала сомневаться в том, что Дэн не являлся непрофессиональной фотомоделью. Он был не просто великолепен, он был совершенен, и я сама купалась в этом совершенстве, пытаясь выкрасть у времени то, что бесследно растворялось в его безвозвратном прошлом. Неповторимые моменты с лицом Дэниэла.

— Почему ты не говоришь, что мне делать? Я думал, фотографы всегда говорят, какое надо скорчит лицо, как повернуться, какое сделать движение, куда посмотреть.

Легкая передышка со сменой декораций и одежды.

Я поправляла расческой зафиксированные лаком идеальные волны густых прядей над высоким лбом мужчины, после того, как он переодел брюки и рубашку.

— В твоем случае, это было бы излишним, — я сунула расческу в нагрудный карман собственной рубашки и почти на рефлексе потянулась к воротнику Дэна.

— Хочешь сказать, что я уже погрузился в нужный образ?

Я старалась не смотреть в его лицо (опять), но я все равно не только видела краем глаза изменчивость его мимики с легкой завораживающей улыбкой, я буквально чувствовала их на импульсном уровне. Мой мозг успел настолько считать и продублировать в памяти все его движения, взгляды, восхитительную палитру эмоций с бесконечными уровнями для каждого возможного чувства, что… мне не нужно было даже заглядывать на сохраненные фото-файлы на флеш-накопителе камеры. Достаточно закрыть глаза и погрузиться в этот бездонный океан тысячи лиц Дэниэла… бесконечного Дэниэла.

— А ты разве еще не почувствовал этого? — если мне удалось так глубоко его прочувствовать…

Я расстегнула всего пару верхних пуговок на синей рубашке из прозрачной тафты с отливом "хамелеон". Зачем я выбрала эту рубашку? Хотела увидеть торс Дэниэла? Ну, увидела. Теперь… теперь волнуюсь так, будто хочу попросить его снять ее ко всем чертям.

Я вдруг подняла глаза вверх, оторвав напряженный взгляд от его волнительной яремной впадинки к самим глазам мужчины. Наши взгляды скрестились. Господи. Зачем? Зачем я это сделала?

Мои руки охватила какая-то странная необъяснимая дрожь. Казалось, задрожало даже надрывно забившееся сердце вместе с дыханием и горячими приливами внизу живота. Нет, я не почувствовала интимного возбуждения, но… меня почему-то скрутил приступ непонятной боли… сладкой боли. Мощная волна подкожного жара выбила из пор ментоловый "ожог" обволакивающей испарины. О, ГОС-ПО-ДИ.

Поспешно выдавив "невозмутимую" улыбку, я попыталась было перевести взгляд на его грудь или рубашку… Ага, какая разница? Там была именно грудь. Два тугих мышечных крыла под тонким слоем смуглой кожи с глянцевым "напылением" лоснящейся бронзы легкого загара (хм, где он в апреле успел так слегка подзагореть?)… Хорошее бегство, хотя и не удавшееся.

Я не смогла, поскольку его ответная улыбка задержала мой взгляд. Мало того, я увидел, как на его скулах заходили желваки.

Бесконечные мгновения сладкой вечности.

— Что-то мне подсказывает, что это станет самым незабываемым опытом в моей жизни.