В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3

– Помнишь десять лет назад я как-то разговорился с тобой о методах воспитания детей с помощью ремня? В тот наш последний день… в который мы в последний раз занимались любовью… – твой голос не приближался и не усиливался с твоими надвигающимися на меня шагами, здесь было достаточно звучной акустики, чтобы я могла слышать твои четко выговариваемые слова, как если бы ты произносил их над самым ухом. И я-таки их слышала и именно в данном формате, буквально фактурном и осязаемом, врезающихся не только в черепную кость и в защищенный под нею мозг, но и в каждый уголок моего немощного тела, где отражался каждый гулкий отзвук от мощных ударов моего сердца.

И конечно же ты специально сделал ударение на последнем словосочетании. Ты бы не смог ошибиться после нескольких минут своего "отсутствия" за моей спиной и во всей зоне ванной комнаты. Ты успел продумать и выбрать подходящую тему своего предстоящего нравоучения как раз за всё это почти недолгое время. И ты хотел сказать именно "в последний раз занимались любовью!", а не "трахались" или же "сношались". Иначе это был бы не ты и не полная мера наказания от Дэниэла Мэндэлла-младшего. Ты уже начал меня бить и самыми болезненными приемами, свойственными лишь твоей изощренной методике.

– Я сказал тебе тогда, что достаточно только раз и как следует выпороть ребенка ремнем, чтобы у того выработался условный рефлекс к данному виду наказания. Единственное, о чём я не договорил, то что это были не мои слова и не мой метод воспитания. Можешь мне не верить, но к своему сыну за все годы его недолгой жизни я и пальцем не притронулся, даже когда был в стельку пьян. В действительности же это "благое" учение принадлежало Дэниэлу Мэндэллу-старшему. Это он был убеждён, что можно выдрессировать любого ребенка с помощью кнута и пряника, а в частности его единственного сына. И, надо сказать, в своё время он немало в этом преуспел…

Ты настолько сейчас уверен, что твои слова должны возыметь надо мной какое-то желанное для тебя воздействие? Если честно, я и половины не слышу (вернее, не пропускаю в свой остекленевший рассудок) из всего, что ты сейчас говоришь. Меня впервые топит на самой недостижимой глубине именно твоя близость, твои приближающиеся шаги, то, как я вбираю своей пылающей кожей хаотичную вибрацию твоих движений и хлесткие удары отчеканенных в полной тишине ванной слов (я даже не помню когда и в какой из прошедших моментов ты выключил в душевой воду!). И я вздрагиваю, панически дергаюсь всем телом и едва не вскрикиваю от мощных вспышек атакующего ужаса как раз от твоих неожиданных действий – бесшумных рывков по воздуху и над моей головой скользящих крыльев или липкого облака удушливой тени. Она накрывает меня и обволакивает своей слизкой пустотой за полсекунды до прикосновения твоих рук. Я и пытаюсь отшатнуться до того, как твои ладони перехватят мои кисти за запястья, и ты сам затянешь меня в клетку своей проклятой тьмы окончательно и безвозвратно.

Но куда мне в моём состоянии сопротивляться твоему активировавшемуся безумию? Только немощно скулить и всхлипывать, беспомощно напрягаться и не особо правдоподобно вырываться из твоих сильных пальцев?..

– Эллис, ты мало меня сегодня расстроила? – Я НЕ ЗНАЮ! Я не слышу этого в твоем голосе!

Лучше бы накричал, ударил рукой, ногой, выдрал нахрен все волосы! Бл*дь, прикончил бы сразу, как тебе сейчас больше всего и хочется, а не так!.. не контролируя и не разыгрывая из себя хладнокровного Ганибала Лектера.

– Расслабь руки и прекращай сопротивляться! Не вынуждай меня применять силу и увеличивать количество ударов…

Думаешь, меня и вправду волнует, чем и как долго ты начнешь расписывать моё тело? Как будто я смогу ощутить что-то более болезненное физически, чем меня режет уже сейчас, наживую, без ножей и реальных скальпелей!

Ты разве не понимаешь? Меня убивает не то, что ты собираешься со мной сделать, а за что и с каким отношением ко всему происходящему – с отношением ко мне! Каким ты сам будешь при этом, что почувствуешь, а что нет… Что будешь чувствовать ко мне!

Нет… Это просто не вероятно! Ты же не можешь… не после того, что с нами только что было… Я же ощущала тебя, ты был моим! Моим Дэнни!

– Это всего лишь выработка определенного рефлекса, через физическую боль. Когда не возможно донести до сознания нужную информацию иными, более цивилизованными способами, приходиться прошивать её на мышечном уровне, буквально вбивая. И особенно, когда человек не осознаёт всего масштаба своей вины за содеянное. Если он не получит соответствующую меру наказания за то, что натворил, чувство безнаказанности повлечет за собой ещё более вопиющие проступки и нездоровый аппетит к недопустимому поведению!