В любви и боли. Противостояние. Том второй

А этот ответный, практически мгновенный подкожный прилив жидкого азота, коснувшийся сердца оголенными проводами стынущего холода? Он же не мог возникнуть просто так на пустом месте, продолжая разливаться вымораживающей волной по легким, артериям и венам?

Взгляд, будто сам по себе или под давлением нового условного рефлекса, тут же потянулся к столешнице чайного столика, вернее к лежащему на нем черному айфону с черным отключенным экраном. Ментоловый озноб уже добрался до ладоней, впиваясь своими острыми иглами в поры и нервные окончания зудящим покалыванием подкожного импульса и необъяснимого страха. Мышцы уже сжались и сократились, до легкой дрожи, еще секунда и он сделает это — протянет руку к сотовому и сразу же, почти не глядя сделает вызов Эвелин. Хотя, при чем здесь Эвелин? У него стоит на быстром наборе твой номер, он может в любой момент позвонить тебе (в отличие от тебя), нажав решетку и 10. И что-то назойливо тянуло мышцы, нервы и активировавшийся страх, буквально царапая своими соскальзывающими зубьями или напильником по сознанию, вынуждая или выпрашивая (чуть ли не истеричным скулением) сделать это.

— …Да, кстати… чуть не забыл. Хотя, нет. Вру. Такое забыть не возможно и особенно специально. Решил оставить на "десерт". Сигару? — непринужденный голос Рейнольдза все-таки сумел перетянуть его оцепеневшее внимание на себя, вначале конкретным действием (ленивым жестом руки, потянувшейся во внутренний карман светло-охрового пиджака), а затем уже самодовольной усмешкой на пол лица.

Они сидели друг напротив друга перед разделявшим их чайным столиком (так безупречно гармонирующим с общим внутренним интерьером кабинета), каждый в своем кожаном кресле практически в одинаковых позах сытых патрициев и вершителей чужих судеб, переваривая, как те питоны, проглоченную пищу и заправляя ее небольшими порциями элитного коньяка, обсуждениями пройденных дней и связанных с ними событий.

— Сигару? — наверное, его слишком сильно подрезало недавним приступом выбивающей слабости и ниоткуда взявшимся волнением подкожного страха. Следил в упор за движениями друга, прекрасно видел и почти понимал, что делал Лекс, но связать смысл услышанных фраз с поведением Алекса так и не пытался. Ассоциативная цепочка рассыпалась в самом зародыше, никак не желая выстраиваться в своей логической завершенности. А может он сам подсознательно ее глушил и не хотел напрягать мозги. Мысли упрямо возвращались к айфону, как та намагниченная стрелка на компасе — строго в одном направлении. Волнение тоже ни в какую не желало униматься, беспрестанно копошась своими раздражающими липкими щупальцами на дне желудка в съеденном обеде…

И когда Рейнольдз действительно достал кожаный портсигар-чехол на три витолы, вынимая одну Гуркха (его самый любимый сорт Роуал Салуте Торредо, пропитанный не менее любимым французским коньяком Рему Мартин Лоуис ХIII), догадка застряла где-то на полпути между возможностью прийти в себя окончательно или все же пойти на поводу собственной интуиции.

— Обычно ты не носишь с собой сигары и особенно по клубам. — не говоря уже о том факте, что в кабинетах и отдельных комнатах отдыха здесь всегда стояли наполненные едва не под завязку классические хьюмидоры из натурального и идеально увлажненного дерева. — И что-то я не припомню, чтобы ты упоминал об очередной сделке века в Атлантис-Гроуп.

— Думаю, ты и без наводящих подсказок должен догадаться, какое во истину исключительное событие века способно перебить любую бумажную сделку мировых масштабов. — и Лекс протянул ему ароматизированную сигару, запечатанную в стеклянной тубе черным воском. Это значило, что раскуривать ее сейчас было не обязательно и это скорее завуалированный намек-сюрприз, указывающий на очень старую традицию…

— Ты это серьезно? — нужная догадка наконец-то достигла своей конечной цели и действительно на какое-то время вывела его из недавнего ступора. Вот только он не ожидал, что его приложит столь двойственным коктейлем противоречивых эмоций со смешанной реакцией.

Ответная и более широкая ухмылка Алекса сказала все без слов. Видеть этого человека в подобном настроении, глаза которого не светились столь откровенным счастьем со дня его второй свадьбы и рождения первенца, было сродни божественному чуду.

С еще большим распирающим довольством Рейнольдз откинулся обратно на спинку кресла, манерным жестом разомлевшего патриция выкладывая обе руки на валики подлокотников.

— Уже 6 недель. Дэниз только вчера надумала сходить к врачу, при чем ни мне ничего до этого не говорила о задержке, да и сама не была уверена, что это могло быть связано с беременностью. Все эти недели убеждала себя, что это гормональный сбой или перестройка организма на зимний период. Даже мне казалось, что у нее какой-то уж слишком затяжной ПМС. Настроение менялось со сверхзвуковой скоростью, рыдала даже над какой-то рекламой собачьего корма, при чем не по телевизору, а с картинки в журнале. Можно сказать, приятно удивлен был не только я один.