Читаем В любви и на войне полностью

– Бог мой, каждый день лили дожди – точно такие, как сейчас. День за днем, день за днем, заливая траншеи и превращая землю в скользкую липкую глину. Мой приятель Чарли был ранен в ногу, а я – в руку, но мы считали, что сможем вернуться к своим, как только закончится обстрел. Мы даже поздравляли друг друга с тем, что получили по легкому ранению, которое обеспечивает отправку на родину, и, пока ждали затишья, рассказывали друг другу, что будем делать, когда вернемся домой, – сколько выпьем, сколько всего съедим и куда пойдем. Ну, знаешь, все эти солдатские разговоры. Так что мы ждали и ждали, держась за края воронки, чтобы не соскользнуть вниз, в самую грязь. Каждый раз, когда мы высовывали головы над краем воронки, они в нас стреляли – мы были довольно близко от немецких позиций, и они били прицельно, так что особо рисковать не стоило. Так прошла ночь, а за ней день. И все время лил этот чертов дождь, и целый день продолжался обстрел. Наши фляги опустели, и мы лежали с открытыми ртами, ловили дождевые капли. С наступлением следующей ночи Чарли стал стонать и бредить. Мне приходилось зажимать ему рот рукой, потому что немцы услышали бы нас и устроили бы нам кромешный ад. Но к утру он стонать перестал.

– Он умер?

– Он был одним из лучших, Руби. Мы все это время были с ним рядом – почти три года. И были уверены, что, если будем держаться вместе, ни с одним, ни с другим ничего не случится. Оказалось, мы ошибались.

– А что было с тобой дальше?

– Я вроде как сдался. Мне стыдно признаться в этом сейчас, но именно так и было. Какая разница? Снаряды летают над головой, повсюду крысы, вонь и грязь. Я решил, что лучше сдохнуть тут, рядом с Чарли. А потом, с наступлением третьей ночи, обстрел закончился. Я вдруг услышал неясный звук и достал винтовку – если это фриц, то я заберу его с собой на тот свет. Но человек прошептал по-английски, чтобы я не стрелял. Он собирался вытащить меня оттуда. Я сказал ему, чтобы он проваливал прочь, что мне и здесь хорошо, но он настаивал. Он свесился вниз через край той чертовой ямы и вытащил меня наверх за шиворот. Все, что я мог сделать, – не закричать. Мне было плевать на мою жизнь, но, если бы я издал хоть звук, тут, на открытом, простреливаемом поле погиб бы он. Так в конечном итоге он дотащил меня до наших позиций, и меня отправили в полевой госпиталь на одной из вот таких колымаг, – он постучал пальцем по рулю. – Через шесть недель я был на родине, как раз тогда и узнал, что немцы сдались. Но к тому времени у меня началась гангрена и мне отрезали руку.

– А ты нашел того человека, который тебя спас?

– Не-а. К тому времени как он меня дотащил, я уже был почти без сознания, а потом валялся на носилках. Так и не узнал, кто это был. Но именно мысль о нем помогла мне продержаться эти несколько месяцев, пока я валялся в госпитале. Он рисковал своей жизнью ради меня, и я подумал, что обязан наилучшим образом распорядиться той жизнью, которую он спас.

Он снова зажег сигарету и глубоко затянулся дымом.

– И вот я здесь.

– Я рада этому, – призналась Руби. – Как и рада тому, что встретила тебя.

– Я тоже. Мне нужен был пинок под зад, и ты мне его дала. – Он снова постучал по рулю. – Мы с этой старушкой отправимся домой, как только я смогу раздобыть немного бензина.

– Ты поедешь проведать детей?

Фредди выскочил из кабины и сунул голову под капот двигателя.

– Фредди?

– Что?

– Я спросила, поедешь ли ты навестить своих детей?

– Ага, думаю, да, – его ухмыляющееся лицо на мгновение вынырнуло из-под капота. – Не уверен насчет моей свояченицы.

– Она согласится, – ободрила его Руби. – Наверняка и сама поймет, что детям нужен отец.

– Может, поедешь со мной и поможешь ее убедить?

– Договорились, Фред. Это – самое малое, что я могу для тебя сделать.

<p>Глава 26</p><p>Марта</p>

– А теперь ты можешь сказать мне, почему побежал к тем людям? – спросила Марта, снимая туфли и буквально падая на кровать. – И почему все время по дороге сюда ты скалился, как обезьяна?

Смех Отто, в котором глубокие басовые ноты перемежались с мальчишеским писком, звучал для любящей матери как трели колокольчиков.

– Генрих жив! – Карие глаза мальчика сияли.

– Это чудесная новость, мой дорогой. Но мы не знаем этого наверняка. Нам еще нужно его разыскать.

– Я знаю, где он! – выпалил мальчик.

– Откуда ты знаешь, мой дорогой? – покачала головой мать. – Мы не сможем узнать, пока не вернемся домой. А теперь иди и умойся.

– Но я действительно знаю, мам! Помнишь, как тот человек рассказал нам об игроке в шахматы?

– Ну и что? Все играют в шахматы. И ты тоже.

– Они сказали, что есть много такого типа лечебниц, верно?

Она озадаченно кивнула.

– Тогда почему нам дали адрес только одной из них, в Берлине?

– Бог мой, не знаю. Может, потому, что его полк был сформирован в Берлине?

– Потому что шахматист сам был из Берлина.

Она села, взяв Отто за руку.

– Ты этого не знаешь, мой милый мальчик, – сказала она мягко.

Перейти на страницу:

Похожие книги