В любви и на войне

– Да, но теперь секрет раскрыт, и мой приятель получит по голове, когда дома об этом узнают, наверняка получит. Ему приказали переправить ее через Ла-Манш, но он спрятал ее и сказал, что она пропала, – украдена или еще что-то. Думаю, он планировал перекрасить ее, достать новые номера и использовать для перевозки туристов. Во всяком случае у него ничего не получилось – он так и не смог достать новые номера и найти денег на покраску. Потом у него заболел отец, и ему пришлось мчаться домой. Но теперь, когда она засветилась, кто-нибудь обязательно об этом сообщит, это как пить дать. Здесь слухи распространяются как сыпь по телу. Придется возвращать ее в Британию, чтобы его не арестовали за кражу.

– Значит, она краденая, Фредди? И ты осмелился пойти на такой риск?

– Ну так это же ради тебя! – сказал он с кривой ухмылкой.

– Как ты собираешься вести машину одной рукой?

– Буду зажимать руль коленями, пока переключаю передачи, – быстро сказал он. – Без проблем.

– По-моему, это опасно, – сказала она, слишком поздно осознав, как глупо это прозвучало. Ничто не может быть опаснее того, через что он и его товарищи прошли на поле боя.

Так в дружеской болтовне прошло полчаса, потом еще четверть часа.

– Интересно, куда они подевались? – произнес Фредди, развернувшись на водительском месте. – Погоди-ка, это с кем они, черт возьми, разговаривают?

Руби выглянула из-за его плеча, чтобы посмотреть. Там, на расстоянии четверти мили, они заметили большую черную машину, рядом с которой стояли четверо мужчин. Марта с сыном, по-видимому, шли от них.

– Смотри, они возвращаются. Мы скоро узнаем, – сказала она.

– А теперь куда это мальчишка направился, ради всего святого?

– Смотри-ка, а малыш хорошо бегает! Обязательно скажу ему об этом.

Когда пара вернулась, мальчик выглядел очень довольным собой.

– Вы нашли могилу своего племянника? Кто были эти мужчины? – спросила Руби.

Что-то в поведении Марты неуловимо изменилось, отчего она казалась гораздо моложе, почти девичья улыбка освещала ее лицо.

– Нет могилы. Плен.

– Так он был военнопленным? – Фредди сплюнул. – И из-за этого столько хлопот?

– Это вам те люди сказали? – потрясенно спросила Руби. – Он жив?

– Мы надеемся.

– Боже правый! Почему бы вам не сообщить сестре?

Марта пожала плечами.

Фредди отошел, направившись к задней части машины, и Руби присоединилась к нему.

– Ну что за скотство! – выругался мужчина. – Мы рвем кишки, чтобы доставить их сюда, а теперь оказывается, что эта сволочь еще живет, хотя он откровенно не заслуживает этого. Я бы предпочел, чтобы он был в этой проклятой земле, Руби. Это самое место для этих мерзавцев, прости за мой французский.

Девушка, конечно, была рада за пару из Швейцарии, но, несмотря на это, она не могла избавиться от странного ощущения в животе, похожего на тошноту, – она узнала это ощущение: то же самое она чувствовала вчера, когда появилась семья Джимми. Это из глубины ее души поднималась зависть, с которой невозможно было справиться.

– Ну, тут уж не нам решать, что справедливо, а что – нет, – сказала она со вздохом. – Жизнь вообще несправедливая штука. И тебе это известно лучше, чем кому-либо, Фред. Приходится просто довольствоваться тем, что она тебе дает, и смириться с тем, что отнимает. – Она вздрогнула. – Идем, нам пора отправляться в путь.

* * *

Путь домой был гораздо легче. Руби уже так натренировалась, что по звуку мотора могла предсказать, когда нужно переключать передачи, еще до того, как Фредди просил ее об этом.

Объезжая выбоины, он описывал сражения, которые бушевали на каждом участке, мимо которых они проезжали. Руби заметила, что возвращались они немного другим путем – пейзаж был незнакомым. Фредди притормозил и остановил машину на высоком обрыве.

– Что-то случилось?

– Я просто подумал, что вы захотите посмотреть, где я находился в последние несколько недель войны.

Руби проследила за направлением, куда он указывал пальцем, и увидела извивающуюся крутыми зигзагами сеть траншей вдалеке: паутина глубоких рвов, окаймленных грубыми деревянными досками и мешками с песком в океане голой земли и колючей проволоки.

Раньше она представляла себе, что траншеи должны быть шириной с плечи человека, всего несколько футов в глубину и в лучшем случае несколько ярдов в длину, как те ямы, которые роют на дорогах, когда прокладывают водопровод. Но эти были достаточно широкими, чтобы в них могли пройти сразу трое, и достаточно глубокими, чтобы человек мог стоять прямо и его не было видно. На дне были уложены деревянные настилы и через равные расстояния были вырублены ступени. Она понятия не имела, что траншеи могут быть такими просторными, как улицы маленького городка, глубоко зарывшиеся в грязь.

Она все смотрела и смотрела, пытаясь разобраться во всем этом, представить, как люди могли выживать здесь, под постоянным шквалом снарядов, как они справлялись со страхом и запахом смерти, витавшем вокруг них.