– Его захват почти компенсирует нам неудачу с Масудом, – продолжал Анатолий, наполняя душу Жан-Пьера новой надеждой. – Мы не только нейтрализуем одного из наиболее опасных агентов империализма. Только подумай: взять в плен живьем видного сотрудника ЦРУ здесь, в Афганистане… Уже три года американская пропагандистская машина твердит на весь мир, что афганские бандиты – это борцы за свободу, ведущие героическую схватку, как Давид с Голиафом, против всей мощи Советского Союза. А мы добудем доказательство, подтверждение того, о чем говорили все это время. Убедим всех, что Масуд и прочие лидеры мятежников – всего лишь лакеи американского империализма. Мы устроим над Эллисом публичный суд…
– Но западные газетчики станут все отрицать, – вставил реплику Жан-Пьер. – Капиталистическая пресса…
– Никого не волнует реакция Запада. Нам необходимо произвести нужное впечатление на неприсоединившиеся страны, на тех, кто все еще колеблется в выборе между двумя сторонами, а особенно – на мусульманские державы.
Да, существовала возможность обернуть поражение триумфом, осознал Жан-Пьер, и заслуга может быть все еще приписана ему лично, потому что именно он указал русским на проникновение агента ЦРУ в долину Пяти Львов.
– А теперь скажи мне, – обратился к нему Анатолий, – где Эллис вероятнее всего находится нынешней ночью?
– Он перемещается по окрестностям вместе с Масудом, – ответил Жан-Пьер.
Поймать Эллиса! Легче сказать, чем сделать! У Жан-Пьера ушел целый год, чтобы установить местонахождение Масуда.
– Но я не вижу причин, зачем ему по-прежнему держаться вместе с Масудом, – сказал Анатолий. – Где он вообще базировался? Где жил?
– Он поселился у одной семьи в Банде. Но лишь для вида. На самом деле он у них появлялся редко.
– И все же это место, с которого нам следует начать.
Он прав, подумал Жан-Пьер. Если даже Эллиса в Банде сейчас нет, кто-то из местных жителей может знать, куда он отправился… Например, Джейн. Если Анатолий отправится в Банду на поиски Эллиса, он может обнаружить там и Джейн тоже. Жан-Пьер уже почти не чувствовал боли, стоило ему осознать очевидную новую возможность мести истеблишменту, захвата Эллиса, укравшего у него победу, а заодно возврата себе Джейн с дочерью.
– Ты возьмешь меня с собой в Банду? – спросил он.
Анатолий задумался.
– Думаю, что да. Ты хорошо знаешь кишлак и его обитателей. Будет полезно иметь тебя при себе.
Жан-Пьер с трудом поднялся на ноги, заскрежетав зубами от вспышки боли в паху.
– Когда мы летим туда?
– Немедленно, – ответил Анатолий.
Глава четырнадцатая
Эллис спешил, чтобы успеть к поезду, и им овладела паника, хотя он смутно понимал, что всего лишь видит сон. Сначала он никак не мог припарковать машину, причем это была «Хонда», принадлежавшая Джилл. Затем метался в поисках билетной кассы. Решив, что сядет в поезд без билета, он начал пробиваться сквозь невероятно плотную толпу под высокими сводами вокзала Гранд Сентрал. В этот момент он осознал, что ему подобный сон уже снился прежде. Причем несколько раз. В последний – совсем недавно. Он неизменно опаздывал к отходу поезда. Пробуждение всегда вызывало в нем ощущение, что он упустил счастье всей своей жизни, утратил навсегда, и сейчас пришел в ужас при мысли, что отчаяние вернется. Поэтому он принялся протискиваться через толпу с утроенной энергией, не брезгуя прибегать к силе, и наконец прорвался к воротам на платформу. Здесь он всегда прежде останавливался, наблюдая, как пропадает из виду последний вагон, но сегодня поезд все еще находился на станции. Эллис промчался по платформе и вскочил на подножку, как только состав тронулся с места.
Он был так рад, что успел на поезд, что почувствовал почти экстаз, словно от наркотика. Он расположился в купе первого класса, и ему ничуть не казалось странным лежать здесь в спальном мешке вместе с Джейн. За окном над долиной Пяти Львов блеснули первые лучи рассвета.
Переход от сна к пробуждению получился естественным и почти незаметным. Поезд постепенно растворился в воздухе, а остались спальный мешок, долина, Джейн и чувство огромной, пьянящей радости. В какой-то момент очень короткой для них ночи они застегнули мешок на молнию и лежали теперь, так тесно прижавшись друг к другу, что едва смогли бы пошевелиться. Она обдавала его шею своим теплым дыханием, а ее ставшие такими полными груди уперлись ему в ребра. Ее конечности тоже плотно уткнулись в него: бедро и колено, локоть и ступня, но ему это только нравилось. Они всегда спали, крепко обнявшись, вспомнил он. На узкой антикварной кровати в ее парижской квартире спать иначе было бы просто невозможно. Его собственная постель была шире, но даже в ней они спали, невероятным образом сплетая тела буквально в единое целое. Она потом еще жаловалась, что он приставал к ней во сне, хотя у него самого утром не оставалось ни о чем никаких воспоминаний.