В лучах эксцентрики

Итак, первое событие: Гайдаю было присвоено звание народного артиста СССР. Невольно вспоминается его первый фильм — «Долгий путь». Да, путь Гайдая к этому высшему званию в разработанной еще при Сталине иерархии почетных титулов для деятелей искусств оказался действительно долгим и далеко не прямолинейным.

Нужно сказать, что эти правительственные привилегии были введены явно для поощрения всячески насаждаемого послушания и верноподданичества со стороны служителей муз и поэтому очень неточно отражают их творческий вклад в национальную сокровищницу. Потолок А. Тарковского, например, ограничен званием народного артиста РСФСР, В. Шукшина — всего лишь заслуженным деятелем республики — самым низшим из череды почетных титулов, а такой великолепный актер, как О. Даль, вообще не был удостоен никаким вниманием со стороны власть предержащих…

Э. Рязанов, давно ставший народным артистом СССР, понимая нелепую условность и нездоровую порочность подобной системы пряничных поощрений, настаивает вместе с другими деятелями театра и кино на ее отмене. Однако до сих пор эти звания «заслуженных» и «народных» существуют и отражаются не только на моральном самочувствии деятелей искусства, но и на их материальном положении. От этих званий впрямую зависит величина зарплаты, персональная пенсия и прочие привилегии. Поэтому этих званий добиваются не щадя сил, часто проявляя великое усердие не столько на творческом поприще, сколько на ниве закулисной дипломатии. И никто еще от них не отказывался: дают — бери.

И второе событие. Режиссер поставил новую комедию «Частный детектив, или Операция «Кооперация». (Авторы сценария А. Инин, Ю. Волович и Л. Гайдай).

Эта лента отдалена от предыдущей («Опасно для жизни») немалым для Гайдая пятилетним творческим простоем, который наводил поклонников комедии на грустные мысли о том, что режиссер, видимо, выдохся и сошел с арены. Кризис предыдущих работ («Спортлото-82» и «Опасно для жизни») давал для такого вывода достаточно материала.

Однако для продолжительного молчания режиссера было немало объективных причин. Прежде всего думаю, что наступивший в его творчестве кризис выбил у него почву из-под ног, посеял в его душе сомнения в плодотворности идейных и эстетических позиций. Для тщательного анализа случившегося и для выработки новой позитивной программы требовалось время.

А внезапно нагрянувшая в этот момент перестройка явилась дополнительным осложняющим фактором, и не только для Гайдая. В художественных произведениях, в отличие от публицистики, как правило, надо не только фиксировать факты, но ставить художественный диагноз, определять тенденции, куда эта череда фактов приведет. А сделать это, когда нет ничего устоявшегося и ежеминутно меняются законы, неимоверно трудно.

Не случайно писатели пока не создали достойных произведений о наших днях. Издательства вот уже несколько лет в основном черпают материал для изданий из литературного наследия или из русского зарубежья.

В то же время свежие волны перестройки, взбудоражив общество, вынесли на поверхность много мусора и пены, что в условиях открывшейся гласности явилось слишком притягательным материалом, позволяющим добиться легкого и не всегда заслуженного успеха. Поэтому в произведениях о современности, как в литературе, так и в кино, вместо анализа сложившейся ситуации и открывшихся возможностей авторы чаще всего ограничиваются поверхностной критикой доставшегося нам тяжелого наследия.

Видимо, все это вместе взятое и предопределило такое продолжительное безделье Гайдая, ибо преодолеть постигший его кризис стало в этих условиях труднее в несколько раз.

По логике, наиболее сильный творческий всплеск при наступлении гласности должен бы появиться в том жанре, который сильнее всего притеснялся беспощадной цензурой, то есть в кинокомедии. Однако именно эта нелицеприятная форма творчества пока, проявляет себя слабее всех. Если удачные фильмы прочих жанров еще появляются, то за пять перестроечных лет нам посчастливилось видеть всего две кинокомедии: «Забытая мелодия для флейты» Э. Рязанова и Э. Брагинского и «Фонтан» режиссера Мамина. Такая пассивность комедиографов свидетельствует о том, что перестройка, активно осуществляемая на словах, в действительности находится в самой начальной стадии, ибо состояние комедийного жанра — наиболее тонкий и верный барометр, позволяющий судить о демократическом самочувствии общества.

Смех — дело небезопасное и потому комедиограф — профессия редкая, наподобие укротителя удавов. Это высказывание было сделано кем-то еще при Сталине, и тогда оно было верным на все сто процентов. Вспомним, если прочие жанры как-то перебивались с хлеба на квас, то круг проблем, доступных комедийному осмеянию, сузился до мизерных размеров, и к концу жизни Сталина комедия, можно сказать, полностью выродилась.