запомни, – я погладил его затылок пальцами вверх и вниз. – Сам напросился.
– Значит, другими словами, мне нужно еще выпить, перед тем как запустить твои
«двадцать вопросов»?
Я поджал губы, создавая вид, что обдумываю это.
– Возможно, но перед этим ответь на мой первый вопрос.
Как истинный агитатор, каковым был сейчас, я собирался узнать Эйса, а он притворно
забылся.
– Еще раз, про что он был?
– Расскажи мне, что в
этом никогда не рассказывал.
Пальцы Эйса снова сжались на моей заднице, а его щеки опалил румянец, и проклятье,
от этого он стал еще сексуальнее. Я прижался губами к его челюсти и процеловал дорожку по
щетине, пока не оказался у его уха.
– Расскажи мне. И я расскажу тебе то, о чем никому не говорил, – я лизнул его мочку,
а потом добавил. – Пожалуйста.
– Твою мать, Дилан.
Сейчас я мог прочувствовать эрекцию Эйса, когда он потерся своим бедром о мое, и
понял, неважно, что сейчас вылетит из его рта, я приложу все усилия, чтобы это
осуществилось.
– Моя машина.
Мой пульс ускорился от упоминая его дерзкой тачки, но когда я вспомнил об
ограниченном пространстве автомобиля, то нахмурился.
– Мне нужно, чтобы ты немного продумал это. Потому что, какой бы сексуально не
была эта машина, там немного тесновато внутри.
– А кто сказал, что я говорил о салоне?
– Я много думал об этом….
– Твоя фантазия. Ну, помнишь, та, когда ты смотрел
над капотом.
укоренится в моей голове, как самая любимая фантазия.
Одна из ладоней Эйса оставила мою задницу, чтобы переместиться вперед. Я не
застегивал джинсы, чтобы ему было легче расстегнуть молнию и скользнуть ладонью внутрь.
Я втянул воздух сквозь зубы, когда его пальцы обхватили меня, а когда он спросил:
– Только фантазия?
Я застонал.
– Я вроде как надеялся, что ты примешь мое предложение.
Эйс сдвинул меня назад так, что моя спина прижалась к стене, а потом провел сжатым
кулаком по моей длине, просовывая ногу между моими.
– Хмм. А кто сказал, что я не собираюсь это воплотить? Я не собираюсь выполнить
все мои…
Теперь губы Эйса были на моей челюсти, его зубы впивались в мою кожу, а пальцы
сжимались вокруг меня.
– Ты нечто, когда возбужден. Твои глаза меняют свой обычный светлый оттенок на
насыщенный, темный оттенок моря. Бурных вод.
Моя голова откинулась на стену, когда Эйс скользнул губами вниз к местечку, где
соединялись шея с плечом, и втянул кожу между зубов. Мои бедра дернулись вперед, и он
рассмеялся. Этот звук захлестнул меня, вызывая желание отправиться прямиком на кровать,
из которой мы выбрались меньше часа назад.
– А теперь ты, – сказал он, и когда слова Эйса проникли в мой мозг, я попытался
расшифровать, о чем он говорил. Но из–за его руки и губ, занимающихся мной, мне было
проблематично припомнить о чем, черт возьми, вопрос.
– Теперь я что?
Эйс поднял голову и прочертил линию языком по моей нижней губе, потом остановил
свою руку, а мне захотелось потребовать от него продолжать. Но у него были другие идеи на
этот счет.
– А теперь ты расскажи мне о том, что всегда хотел попробовать.
– Эмм…
– Да?
– Я… – я зажмурился, пытаясь сосредоточиться, но Эйс упорно добивался, чтобы
этого не произошло.
– Ты?
– Эм, да, – пропыхтел я. – Я бы с удовольствием сделал что–нибудь в публичном
месте.
Как только последние слова сорвались с моих губ, рука Эйса замерла, а его глаза
отыскали мои, и только тогда до меня дошло, насколько долбаным придурком я был. Как я
мог быть настолько бесчувственным или придурковатым, когда упоминал о сексе в
публичном месте, когда Эйс только пятнадцать минут назад рассказывал мне, что это его
худший кошмар? Его увидят со мной. А он только имел ввиду выпить кофе или подержаться
за руки, и тут я заявляю ему, что хочу…
– Что–нибудь? – переспросил Эйс, выдергивая меня из размышлений. Я моргнул, а
когда уголок его рта изогнулся, небольшой трепет азарта пронесся по мне. – Что–то как,
например…
его бедра двинулись, касаясь его прикрытой джинсами эрекцией моего бедра, стало
совершенно очевидно, что ему понравилось.
– Как, например, ты раздеваешь и берешь меня…на людях.
Тот же свет я видел в глазах Эйса ранее, необузданный, неприкрытый, а звук, который
вырвался из него, можно было описать только, как рычание. И от этого мои бедра рванули