Невежин говорил взволнованным, задушевным голосом. Слёзы стояли у него на глазах… Он на секунду остановился.
— Напрасно вы так волнуетесь! — мягко заговорила Зинаида Николаевна. — Вы, кажется, ничего от меня не скрывали.
— Нет… не утешайте… Я скрыл от вас, как я женился… Об этом я никогда не говорил… У меня не хватало сил признаться в такой подлости вам, именно вам. Я несколько раз хотел говорить об этом и… и не решался… Я думал, что тогда вы будете совсем презирать меня, а этого я не мог перенести… Я хотел вам сказать только тогда, когда бы разорвал со всем прошлым… Теперь оно невольно разорвано… Вы были в суде… Вы слышали… Вы видели жену… Так знайте то, что я скрывал… Я женился ради денег… Я продал себя, не понимая, что гублю и свою, и чужую жизнь… Я не любил жену и раньше, а потом, когда я встретил вас, она мне сделалась ненавистна… Притворяться я более не мог… И без того было много притворства. Теперь вы знаете всё! — прибавил тихо Невежин, опуская свою кудрявую голову, словно подсудимый, ожидающий приговора.
Молодая девушка сама ещё ниже склонила голову, чувствуя, что этот голос, полный мольбы и страсти, невольно, как тать, закрадывается в её сердце и будит новые чувства. Давно ли этот человек был для неё просто случайным знакомым, которого она чуть-чуть пожалела, не подозревая, что он любит её… И если бы эта исповедь была сделана раньше, Зинаида Николаевна, наверно, отнеслась бы суровее, а теперь… теперь она ещё более жалела этого красивого молодого человека, слова которого звучали, казалось, таким искренним раскаянием и такой заразительной нежностью скрываемой любви…
И вместо сурового приговора она промолвила тихим голосом:
— Вы почти искупили свою вину… Вы слишком наказаны.
— И вы прощаете?.. Вы? — невольно воскликнул Невежин в радостном волнении.
Прощает ли она? Довольно было посмотреть на её лицо, ласковое и грустное, чтоб не спрашивать об этом.
— Какое же имею я право обвинять вас?.. — сказала она.
— О, благодарю вас… Теперь мне будет легче начать новую жизнь! — порывисто воскликнул Невежин. — И вот ещё что. Вы не думайте, что я стрелял в жену из каких-нибудь побуждений… Я не смею сказать причины, но клянусь вам…
— Я всё знаю! — невольно сорвалось у неё.
— Знаете? То есть что же знаете? — испуганно переспросил Невежин.
— Почему вы стреляли! — прошептала Зинаида Николаевна, и на её лице появилось серьёзное, страдальческое выражение. — Вчера ваша жена была у меня…
— Жена… У вас? И она осмелилась? — вспылил вдруг Невежин.
— Не волнуйтесь… Она не винит вас, она во всём винит себя… Она глубоко к вам привязана и желает вам счастья…
— Она сейчас была у меня… Предлагала бежать за границу, предлагала ехать со мной в Сибирь…
— И что же? Вы отказались? — с живостью спросила Зинаида Николаевна.
— Конечно… Но что же она говорила вам?..
— Она всё мне сказала… но потом поняла, что я не виновата. Скажите сами, виновата ли я?
И, сказав эти слова, Зинаида Николаевна подняла на Невежина светлый, чистый взгляд своих прелестных глаз.
В этом взгляде были и вопрос, и сострадание. О, как хороша была она в эту минуту, серьёзная и смущённая, без вины виноватая девушка, невольная участница семейной драмы, окончившейся ссылкой.
— Я виноват… что, недостойный, осмелился боготворить вас… Я понимаю, что я для вас чужой… Я ни на что не надеялся. Но это было выше моих сил. Ну да, я люблю безнадежно. Никого никогда я так не любил. С вашим чудным образом я уеду в Сибирь, и он поддержит меня! — вдруг воскликнул Невежин. — Простите, умоляю вас, эту дерзость… В первый и последний раз сорвалось это слово… Скажите, что вы прощаете.
Она давно ему простила и протянула ему руку. Слёзы брызнули из его глаз, и он припал к её руке, покрывая её поцелуями.
Зинаида Николаевна тихо освободила свою руку. Сама взволнованная этой сценой, она чувствовала не одну только жалость к Невежину.
— Успокойтесь… не волнуйтесь! — говорила она испуганным голосом, вся бледная и серьёзная. — Я не могу разделять вашего чувства, но я ценю его…
Он просветлел. Мог ли он надеяться на большее?
— И вы когда-нибудь напишете мне… хоть строчку… одну строчку… Вы поддержите меня и там, в далёкой Сибири…
— Напишу… И теперь же напишу к своим родным, чтоб вас приютили. Ведь я сама сибирячка. Вы едете в мой родной город! — с улыбкой прибавила она. — Там не так скверно, как вы думаете. Быть может, ещё и увидимся.
— Неужели может быть такое большое счастие? — как ребёнок, воскликнул Невежин.
Минуты свидания пробежали быстро. Помощник заглянул в двери, и они расстались.
— Прощайте!.. — проговорил Невежин.
— До свидания! — ответила Зинаида Николаевна. — Я ещё навещу вас.
Счастливый поднимался в этот день Невежин на свою галерею.
VII
Деловое утро
Василий Андреевич Ржевский-Пряник или, как коротко называли его сибирские обыватели, «генерал», занимавший в старые времена, соответствующие нашему рассказу[24]
, видное место в отдалённой Жиганской губернии, в девять часов июньского утра был, по обыкновению, на своём посту — за письменным столом в небольшом щегольски убранном кабинете.