– Нужно всё-таки предупредить… Есть близкие мне девушки… очень близкие… не одна… и у них, возможно, кто-то ещё есть, кроме меня… что не мешает ни близости, ни ответственности друг за друга, ни появлению новой близости…
– Неприличный вопрос – а у тебя их много или в самый раз? И кем определяется достаточность? Если тобой, то каковы параметры определения оптимального количества? Эмпирическим путём?
– Не знаю… В одного человека упираться нельзя, сотрёшься от ежедневного соприкосновения, так обоим хуже… много тоже нельзя, полноценного общения не будет, времени и сил не хватит, а зачем тогда?.. как-то само получается…
Сон. Рига, хожу по улицам, прощаюсь с городом и слышу слова: и каждая твоя встреча будет прощанием, и ты всегда будешь в эпицентре тоски. Потом уже наяву, в аэропорту, – парень-европеец с китайской девушкой. Сидят вместе, та плачет. Он уезжает, наверное? Ты плакала. И ты. Но сидели бы мы дома, не было бы и встречи. Плохо человеку, которому не о чем плакать.
Вспоминать действием – это делать что-то для того, о ком вспоминаешь.
– Очень жду твое письмо. Мы будем их выращивать, и они будут разворачиваться, как цветы.
– Но комнату я уже фотографировал! Она такая же.
– Ничего не бывает совершенно такого же, «как в прошлый раз».
– Скучно постоянно жить в одном и том же месте. Даже мне, а тебе и тем более.
– Жить или находиться? с чего начинается «жить»? с размера времени, но не только! Вот в Китае я живу или нахожусь?
Показать, что возможно и вот так. А вы с этим делайте что хотите. Книги не важнее происходящего. Но есть книги, от которых больше происходит. Впрочем – приходит большой конверт, ждёшь внутри книгу, а там коробка шоколадных конфет в виде всяких ракушек и даже двух морских коньков. Или сброшенная кожа змеи.
В феврале 1943 в деревушке на юге Мексики люди почувствовали несильные, но частые подземные толчки. Через несколько дней на одном из кукурузных полей образовалась трещина длиной двадцать метров. Из неё шли струи чёрного дыма. Хозяин поля пытался засыпать трещину, но безуспешно. Через несколько дней раздался сильный взрыв, появилось пламя, из трещины стали вылетать пепел, камни, почувствовался запах серы. Через два часа после взрыва вокруг отверстия образовался валик высотой два метра. В последующие дни он продолжал расти. Через пять дней над полем уже возвышалась конусообразная гора высотой сто шестьдесят метров. К 1946 она выросла до 518 метров. К 1952 вулкан Парикутин затих, его высота более трёх тысяч метров. Учебник географии, шестой класс. А теперь поставьте в окрестности своего города гору три километра высотой – что будет с окружающим пейзажем? Привычным вам, знакомым еще десять лет назад.
Из поездки привозят не столько страну, сколько интенсивность жизни. Возможность выбора и ответственность за него. Что еще привозят? что можно прыгать с камня на камень – и надеяться, что поймут. Без языкового занудства – что, который, следовательно, запятая…
– Ты смотри на детали, но что толку их все запоминать точно, ты придумай такой Петербург, чтобы был лучше настоящего.
Как так можно жить, спрашиваешь? Да вот так и можно, наверное. И так. И так еще.
– В стенку стучат – слышат.
– А Бог – он тоже сейчас нас видит?
– Нет, если он есть, он так же, как дал свободу людям, тут тоже себя ограничивает и не видит.
После – некоторое время, когда говорить не надо. Отсутствие мыслей – и в то же время наиболее острое ощущение себя и обращенности к тебе. Это именно моя пустота, моя готовность к восприятию. И нужно знать, когда можно прервать это молчание – сначала шёпотом – потому что, если оно продлится дольше, чем нужно, нахлынет много всего, закрутит, отнесёт друг от друга. Вообще трудно чувствовать, какие вопросы можно задавать, какие нет, когда нужно говорить, когда молчать. Либо это чувствуешь, либо с человеком расстаёшься.
Угол, куда даже свет от фар не дотягивается. То ли там живет темнота – нечто вроде ёжика, но более мягкое и клочковатое. То ли там стены потихоньку становятся менее плотными, истаивают, сходят на нет – и открывается темнота окружающая – открывается дыра, ход куда-то.