Читаем В месте здесь полностью

Гостеприимство лепешки не останется, вымахав в домну на площади. Живой фарш. Двухэтажной подковой. Зубчатым небом деревянных пуговиц, пришитых над окном крест-накрест. Рядами провалов университета. Гладкой плиткой конгрессов, железными ластами. Превращая ворота в мечеть, тропинку в церковь. В три слоя задержанными, выпавшими деревянными лучами. Не пробить.

Почему бы не протереть? Простор втекает прозрачностью, голубой улыбкой стены. Лицом к лицу. Выходя из фасада неравновесием черных углов, из трубы сороконожкой. Карта забыта, на горизонте романская колокольня. Жёсткая кровь гранита продолжает течь, поднимая белые грани тюльпанов. В сумке пещерное вино, в туманном фонтане птица. Потому что везде.

МАГНИТ ВЕТРА (САНТОРИН)

Остров провалился в себя – и поднялся ветром в паруса и крылья мельниц. Ветер такой, что виноград не поднимается старинной битвой, а скручивается на земле. Выпущенный из рук листок долго летает над волнами. Внутри круглого острова круглое море со своим островом в середине. Остров запасся красками, бухты по цвету – красная, белая, чёрная. Бухты, стены которых слишком высоки для кораблей. Голубой вверху и вокруг. И цветы любят ветер. Колкость кустов кружит голову чабрецом. Остров вспоминает огнем в сердцевине, дающим жёлтую едкость воде.

Белые паруса домов. Жизнь – тонкая белая плёнка на гребне полос зелёного, коричневого, серого, красного камня. Облако, зацепившееся за гребень, распластавшееся по нему, ненадолго прилегшее отдохнуть. Закруглённостью крыш и лестниц против острых граней скал. Голубые проёмы дверей и окон – встреча неба и моря. Почти всегда идешь над путаницей крыш. Нет плоскостей, путь всегда вверх или вниз. Всякая улица лестница. Церковь уходит внутрь скалы, кресты нарисованы над входами на камне.

Дверь уводит с улицы в воздух. Дома смотрят в трехсотметровый провал. Море, которое совсем рядом, до которого не добраться. Камень создал ступени, но для человека они слишком велики. Спускаясь все ниже и ниже, мимо кашляющих куропаток, доходишь до утюгообразной скалы – и оказывается, что и не спустился почти, ниже её еще церковь, а море почти все так же далеко.

Снаружи – медленный подъем из волн, где устроился город трехэтажных домов из тесаного белого камня и маленьких треугольных площадей. Ни дворца, ни храмов – жители слишком подвижны, чтобы служить царю или богам. Играющие, вставшие на голову или перевернувшиеся на спину дельфины – лучшее основание для дара высшим силам. На тепле фресок корабли возвращаются домой из плавания в землю со львами и реками, рыбаки соревнуются в размере связок выловленной рыбы, улыбаются оливковоглазые девушки, расцветают лотосы. Тонкость птиц и листьев поддерживает тонкость стенок кувшинов. Тяжесть пятнистых коров даёт устойчивость огромным пифосам для зерна. На прямоугольных пеналообразных сосудах с одной стороны выгнулись дельфины, с другой антилопы – скорость моря и скорость суши. На других таких же – ласточки, скорость воздуха. Кувшин-девушка с серёжками, ожерельем и грудью, пьющий из горлышка целует её.

Они уплыли от падающего острова, оставив в кувшинах зерно и оливки, оставив мягкие кровати из кожаных ремней на деревянных рамах, положив под порог золотого козлика, чтобы тот попробовал все-таки сберечь дом. Уплыли, оставив нас искать их след. Город без них стал цвета сумерек – может быть, ждёт тех, кто так же свободен. Тепло откопано из-под пепла – кто продолжит?

Рядом скала раскрывается старой кровью, стекающей слоями в кипящее море. Горечь воды, сбежавшей от внутреннего огня – так что рыбка выпрыгивает из крана. Камень порой становится сотами, щепками трухлявого дерева. Камень цвета тумана умеет плавать. В лужицах греются на солнце лучащиеся довольством морские ежи с пузырьками воздуха на иглах.

Жизнь в присутствии вертикалей. Мимо пневматического центра католиков. Растущие кое-где из камня дозорные башни принимают его цвет. Они не жизнь – только ее защита. Они оживают, разваливаясь.

Черный магнитный песок залезает в замки. Там бросаться в волну, успеть пробежать прибой. Остров напоминает, что земля – рана и потеря. Что жизнь балансирует на головокружительной высоте. Рядом с тем, что видно и недосягаемо. И надо двигаться по острову быстрее, чтобы не потерять друг друга, и чтобы от тебя не увезли рюкзак. Возвращаться сюда в далеких местах продолжая.

ЗДЕСЬ

НЕ НАЧАЛО

Потому что мы неизвестно кто неизвестно где.


Греки считали чётные числа женскими, нечётные мужскими.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Стихи и поэзия / Поэзия