Читаем В месте здесь полностью

Радость непрочна. От многих домов – колодцы стен без потолков и крыш. От многих – только фундаменты. Но они были. Продолжает жить вкус шелковицы у стен, даже если крыша уже исчезла. Ходит по темным тихим тропинкам между каменных оград домов, спрятавшихся за деревьями и каменными лбами, спящими, закрыв глаза ставнями. Те, которые уже никого не ждут, впускают в окна небо, поддерживают балками ветер, селят на стенах траву. Черепицы покрыты мхом, не отличить низкого погреба от дома, что этажами вниз по склону. Камень слоится плитами – чтобы стать новым домом. Тени фресок на разрушенной стене. Старые оливы стали сетью канатов, сквозь которую можно смотреть в небо.

Гора поднимается над собором так, что он кажется переходящим в пещеру. Колонны еще цветут, и вращается окно, но рука, зажав крест, одеревенела навсегда, неспособная открыться. Стена дворца стала аркой на улице, так что и не понять, с какой стороны был дворец. Люди не договорятся, какое имя у одной и той же улицы. Обломанный минарет гигантской печной трубой. Неспособность к радости тоже ломает.

Стебли жёлтых цветов обходятся без листьев. Дерево обнимает залив высохшими ветвями. Окно разрушенной стены – хорошая рама для неба и гор. Деревья становятся мачтами и приобретают подвижность, не теряя стремления вверх. Библиотека собирает морские узлы и прозрачные стулья. Крепость, поднятая волнами скал, прячет цветы и модели кораблей. Собака важно идет с батоном в зубах – посчастливилось утащить? послана хозяином за хлебом? Радость всегда сваливается ниоткуда, даже когда к ней идешь. Разливается и заливает. Вода с латинской надписью или арабской вязью над трубой – та же вода, сверкающая, дарящая. Пришедшая с гор по аркам. Бьющая в ладони и мельничные колёса. Во что не можешь поверить – что, несомненно, здесь.

Крепость раскрытого полдня. Ступень дальше. Горы занавесами для гор. За горами всегда есть что-то еще. И за морями. И за радостью. Профили заокеанских городов с небоскребами отпечатались в бетоне у мостика. Солнце быстро убегает, и надо успеть поймать закат над морской пеной в переходе от сиреневого к светло-серому – а потом успеть выйти из каменной путаницы, пока помогает свет. Отсюда везут соль, потому что здесь она более солёная. Кладбища полны могил Первой и Второй мировой. Слишком многое может помешать. Но крепость на верхушке горы говорит «пусть».

ТРИ ТРИ (КОЛОМНА, КАЛУГА, УФА)

Застрявшей шатровой тишиной, тоже всё то же забором, пусть голубым, кругами, сжатыми в квадраты, крепостной стеной, ставшей оградой парка. Окна, зашитые жестью во всю промышленную высоту. Так внутри стен исчезают дома. Футболистам не выиграть не проиграть огородникам.

Бумажными башнями по траве, глухотой колоколен, древним ружьём на площадь, пустым платьем на пустой кровати, толщиной пояснений. Радостью недолгой подделки, пыткой стрельцов в очках. Съехавшись ленточками, нитками кукольных волос, красной свистопляской. Прошлое не ухватить одеждой, не укрыться в деревне ручного полотна, кожи кузнечных мехов. Не отделаться лисьим хвостом на шапке всадника на берегу. Кремлёвским житьем тишь да гладь дальше улицы не знают, да только охотников нету. Поворотом тяжелых барж, двадцатилитровыми бутылями, не работает, вообще не работает.

Но глина настоящая, и круг не останавливается, и пальцы объясняют. Готовясь к огню, что выбирают лица. Потому что внутри стены ступени пятью ярусами праздника в лесах. Солнцем, встающим из окна, кошкой по сгибу жести, белым между красного. Склонив голову, с веточкой в руке.


Там где никто. Придавленный названием тяжёлой рыбы. Лишь срезавший угол для двери. Печным отверстием народный промысел божий. Керамикой в рамках, пустой травой внутри рядов, спуском до уплывшего моста по лестнице в окно чинить ботинок. Козерогопегасы держат копытами свернутый пожарный шланг. Колонны под фронтоном вернулись в стволы деревьев. Другие колонны попрятались на заднем дворе. Зеленью линий не спастись. Новый дом выдержит, только если его волосы взъерошены.

Свиньи бутылок, лебеди автопокрышек. Цементному петуху не взлететь, лиса не скрывает железный штырь в голове. Вздутыми промежутками окон, зубастыми карнизами, выставив чердак бочкой, не произойти. Каменные цветы спрятались за листья.

Деревья поймали скрипичные ключи. Аркой против арки. Улицей всех революций – будущих тоже. Самый старый камень – мост. Кошки, кошки, свесив лапы, в тени машин, цепляя хвостом, встречаясь в траве, игнорируя. Ящерица перекусывает дужку замка. Ниша в конце галереи пуста во весь круг. И качается тропинка в небе.


Вздох, он же три шурупа. Пытаясь со входа обмануть летающей тарелкой. Убегая на холм от реки, обороняясь от нее битыми бутылками, грозя пространству нагайкой. Банковым стеклом вместо неба. Бетоном над старым кирпичом. Гнать покосившуюся память – глазурь и тесьма тоже сгодятся. Пусть туда ещё тянется газовая труба, качается насквозь веранда, и висят рубашки. Город куница основала, но денег не даст.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Стихи и поэзия / Поэзия