Читаем В месте здесь полностью

– Собственничество – жуткая штука. Если у моей девушки (даже язык подсовывает это собственничество; какая она моя, она своя, этим и интересна) есть ещё кто-то, кроме меня, то это не моё дело вообще. Я не имею права ограничивать, это её мир, который её сделал именно такой, что она мне интересна, и я должен принимать весь этот мир. Очень обидно, что мало кто это понимает. Наверное, от многих вещей человек получает то, что он в них видит. Хочет он иметь секс на уровне физиологии – вот его он и получит.


– Что до альбомов, то я даже и не знаю. Это мне нужно собственными глазами видеть. Уж не на подарки ли ты там собрался разориться? Брось, мне неудобно!

– Но почему нет? Я бы с удовольствием походил с тобой по книжным. Есть художники, которых долго ищешь и никак не можешь найти.


– У нас тут полнейшее лето. Девушки спешат нацепить на себя всё самое вызывающее, изголодались, бедные, по мужскому вниманию за зиму-то! В общем, атмосфера чувственная. Что касается секса вообще и виртуального в частности, то думаю, что нам с тобой стоит ограничиться платоническими отношениями и виртуальным флиртом. Ты как, не против?

– Конечно, против! С тобой получается разговаривать – у меня это не со многими, думаю, и у тебя тоже. Значит, можно попытаться продвинуться к несловесному. Есть огромная область видения и чувствования, куда можно попасть только на более близкой дистанции, чем дистанция разговора. А если с тобой получится? Я всё-таки счастливый человек, есть много всего интересного, а на не слишком интересное, вроде трепа о том и сём, времени не хватает. Но это вообще, а как будет непосредственно с нами, откуда я знаю сейчас? А ты рамки ставишь – скучно это. То есть это твоя нормальная осторожная рысья реакция. У меня тоже дверь в квартиру обычно заперта. Но на то она и дверь, чтобы впускать кого-то иногда. Платонизм для науки хорош, когда уравнение вывожу, я от многого должен отвлекаться. А при личной встрече с разнообразным и интересным миром меня ни платонизм, ни виртуальность не устраивают. Мало.

– А по поводу ритуалов в сексе, так это ты про тантрический секс сказал, что он тебе скучен.

– Там такие позиции, что сложно их даже понять, не то что воспроизвести. Мне кажется, это очень сковывает. А куда там течёт во время секса космическая энергия (которую эти позиции вроде как направляют и регулируют), мне совершенно по фигу.

– Как неуважительно ты пишешь о космической энергии!

– Но у неё же лица нет. Кого уважать-то?


– Знаешь, хорошо, что я поборола в себе рысью недоверчивость и познакомилась с тобой лично, а то ведь так и думала бы, что ты великий и ужасный критик. Видишь, как обманчивы заочные впечатления!

– Да они и не только заочные обманчивы. Но я, действительно, критик. Отчасти от внутреннего ехидства, отчасти по медицинским соображениям: не тратить время на не слишком интересные вещи – значит немного продлить жизнь. Заметь, я не говорю, что не надо совершать бесполезных поступков! Надо! И не говорю, что не надо лежать на диване и смотреть в потолок – и это хорошо иногда.


– Какой ты, я смотрю, ненасытный в плане потребления впечатлений оказался, а? Переписки ему мало, виртуала тоже, личное ему подавай!

– Со счастливыми тяжелее! Несчастному корочка хлеба за счастье, а от меня шоколадкой не отделаешься (хотя твои конфеты вспоминаю с благодарностью). Мне действительно много надо. Утешаюсь тем, что стараюсь и сам дать побольше.


– Я рамки ставлю исключительно из рысьей осторожности, привыкла всегда держать дистанцию, по-другому уже просто не могу.

– Но я тоже с огромным большинством людей держу дистанцию. Наверное, мы сейчас в немного неравном положении – я всё-таки тебя выбрал, и пока стараюсь дистанцию несколько сократить (хотя не факт, что я и дальше это буду делать, не знаю). А я для тебя не выбранный, то есть тоже немного выбранный, чтобы пригласить или прийти домой. Но дистанция – полностью зависящее от нас. И где-то она – помощник, даже условие существования, а где-то – помеха.


– Мне скучно, когда мужчины пытаются рассчитать наперёд, что у нас непременно что-то получится, вот уж что действительно наводит на меня тоску.

– Ага, график, на первой встрече поцеловать, на третьей трахнуть, тоска зелёная.


– Для кого-то, может, вся моя жизнь – это одна сплошная хрень (мне один отвергнутый поклонник так и сказал однажды: «Живи своей бесполезной жизнью». Видишь, жизнь без него, выходит, совершенно бесполезна).

– Человек, конечно, не обязан пользу приносить, он не корова-рекордистка. Но кажется, стремление что-то сделать все же придает некоторую форму жизни? Иначе она в лужу растечься может.


– Не писала потому, что деньги кончились. Из-за недостатка материальных средств скоро перейду на подножный корм или займусь охотой. Съем для начала кошку. На неделю её должно хватить, хоть она и не слишком раскормленная. Нормально со мной всё. Твоё беспокойство меня прямо-таки смущает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия