В месте здесь

– Представляю, как ты поедаешь бисквит на работе. Вчера мысли о тебе превратились в бисквит, сегодня – в большое желание взять на руки. Из-за писем иногда кажется, что у нас чисто виртуальные встречи. Что-то воображаем, а потом комментируем. Так что без поцелуев никак – а то потеряемся. Но что делать с работой – не знаю. А я что, очень хочу возиться с бездельниками-студентами, которые только от армии прячутся? А писать дурацкие заявки-гранты во всякие фонды на научную работу, из которых хорошо если двадцатая часть что-то даёт?

– Я сама боюсь привыкать и привязываться, потому что потом от этого больно. Просто знаю, что это такое, и рефлекторно обороняюсь и ехидничаю. Твоему терпению тоже стоит подивиться.

– Ну и я знаю. Будем стараться, чтобы с нами это произошло как можно позже, чтобы боль оказалась под очень большой памятью о том хорошем, что у нас было. Пока мы только начинаем.

– И где ты сейчас? Не знаю, куда пишу, но надеюсь, что получишь это письмо и обрадуешься хотя бы чуть-чуть. Знаешь, а это, в сущности, неплохо, – разлучаться на время (ведь на время?). Для меня самое приятное в отношениях – та неуловимая грань, за которой возникает близость, укрепляется доверие и возникает что-то ещё. Когда идёшь к человеку смотреть на его личное звёздное небо и пить чай, зная, что ничего, кроме удовольствия от общения, тебе не грозит.

– Приеду, буду рассказывать, рассказывать, кто из нас первый после долгого письменного периода не выдержит? Или лбами столкнемся?

– Да я не выдержу, это же очевидно. Я и рассказать-то тебе ничего не дам. Потом расскажешь, после.

– Так вот почему ты так часто пользуешься словом «наброситься»! Хотя да, рассказать не поздно.

– Вот именно! После определённых действий (или состояний? метафизический вопрос!) беседуется значительно лучше.

– Сейчас думаю, насколько я счастлива в последние несколько лет, что живу одна и могу свободно распоряжаться своим временем. Помню, в детстве моей главной фантазией было спрятаться. А спрятаться было совершенно негде. И ещё рада, что теперь могу совершенно свободно плакать, когда захочу, без свидетелей, без ненужных утешений, – плачут ведь не только, когда плохо. Для меня ноябрь и декабрь – обычно самые тяжёлые месяцы, как долгая бессонная ночь в ожидании рассвета, а январь – это уже другое. Это уже обещание весеннего ветра. Нельзя всё время жить в ожидании весны, – даже не лета, заметь.

– У меня и сейчас есть большое желание спрятаться. Стереть себя, уйти в сторону – и только смотреть оттуда – чтобы не мешали. Это и в одежде, и в поступках, много в чём. Но всё время так нельзя, мало что увидишь.

– Маленькие диванные подушки хранят твой запах, и от этого почти кружится голова. Ты пахнешь смородиновыми листьями. С тобой рядом хорошо засыпать. Кошка сегодня утром притащила к постели варежки. Как это расценивать, а? «Вставай, мол, и убирайся побыстрей, надоела!»? Вот они, дети. Воспитываешь их, душу в них вкладываешь, а из них звери получаются.

– Москва – третий Рим – Рим третьего сорта – третьесортная колбаса, которую есть нельзя. И сегодня опять идти в китайское посольство – из-за авиабилетов – так что приехать не получится – и без тебя печально – думаю о том, как хорошо с тобой оказаться в Питере или около владимирских соборов. А теперь гадаю – где ты? Надеюсь, ничего с тобой не случится, но все-таки. А заботятся не всегда потому, что о слабом, – заботятся просто потому, что нравится заботиться. Собрал для тебя кучу всяких проспектов на английском. Пленки в Китае отпечатаю. Есть для тебя несколько апельсинов с Палатинского холма и от церкви у катакомб на Аппиевой дороге. Привет кошке – пусть тебя караулит и греет – пока меня нет.

– Теперь я по крайней мере имею представление о твоих передвижениях, и мне спокойнее. Занимаюсь, к слову, рукоделием. Сегодня всё болит, как будто я готовилась к олимпиаде. Оказалось, что настолько увлеклась вчера кройкой и шитьём, что проползала над двадцатью метрами ткани, колдуя целых шесть часов без перерыва. Забылась, видимо. А к твоему пирогу настоящий пирог нужен, то, что ты привёз, только начинка (там даже написано Cherry Pie Filling). А мы это проглядели и хотели с тобой вишни нажарить!

– Встретили меня мандаринами, дали десять гвоздик, как покойнику. Тут минус двадцать пять после плюс семнадцати и апельсинов на итальянских улицах – не треснуть бы от перепада температур. И семь часов разницы с Римом – настроение сонное.

– Но ничего не начинается завтра – начинается только сегодня. Когда – например – вдруг появляется желание сократить дистанцию – и ты с этим соглашаешься, тоже вот сейчас. Я не знаю круглых дат. Новый год – когда мы захотим.

– Город, конечно, не для неба – смотреть с тобой небо над Средиземным морем, хотя бы над озёрами за Волгой. Почему один из нас другому нужен, никто, в конечном счёте, не знает, мы это сами сделали. И тревогу тоже хорошо беречь. Воздух – на то и воздух, что молчит и только колеблется от дыхания.

– Твои письма немедленно распечатаю, буду с собой носить и греться.