В месте здесь

– Но это вариация русской сказки о царевне-лягушке, только у нас посложнее. Наша девица, после того, как её лягушачью шкуру сожгли, уходит от своего предполагаемого мужа, и тому приходится ее освобождать от какого-нибудь змея-горыныча. А вообще – все эти прекрасные девушки, стирающие и убирающие, да ещё и умные при этом – одна большая загадка – в природе таких не существует. Если прекрасная, то фиг ты её заставишь печь пироги и мыть полы. Вот и пусть живут себе в своих раковинах и не смущают честных рыбаков своими прекрасными прелестями.

– Лин, рассказав это, говорила, что она свою комнату убирать не любит.

– Но и она ведь – не девица из раковины. И я у всяческих рыбаков давно уже ничего не убираю. И даже окон у них не мою.

– А нашу царевну, наверное, будили однократно – разбудил, так терпи её теперь, всё время бодрствующую, отоспавшуюся на много лет вперёд.

– Сегодня медовый Спас. Как там твоя медовая змея? И как можно попробовать время на вкус? Сегодня оно приходит дождевой каплей на язык, вчера был вкус северного ветра. Не могу тебе объяснить, какой вкус у каждой моей минуты, разве что провести её вместе.

– Время тут пыльное. А внизу – крылья от съеденных бабочек.

– Бабочкины крылья где?

– Я их не собирал.

– А теперь их, наверное, всех дождём смыло. Будут они тебя дожидаться.

– Новые наоткусывают.

– Можно держать дождь в руках.

– Да, тем более что он сам туда падает.

– Нет, держать дождь в руках, как любимую девушку.

– Он так же утекает, как девушка.

– Ехать без тебя оказалось не просто скучно, а довольно плохо. Когда закончилась книжка, началась тоска, даже не знаю, по чему – по всему, наверное. Так и должно быть – слишком долго мне было слишком хорошо, надо же за это когда-нибудь расплачиваться.

– Мою свои ракушки – залил водой со стиральным порошком.

– Я выложила сушиться своих патирий на балкон – воняют страшно. Но запах уже немного другой – сушёной рыбы. Патирий береги – они существа обидчивые и быстро простужаемые. Потом чаю не хватит для их больного горла. Может, я тоже немного патирия? Двигаюсь медленно, живу незаметно, на берег легко выбрасываюсь, беспомощна и молчаща.

– Ты за удочки не цепляешься.

– Но и патирии не все цепляются к удочкам. Некоторые просто случайно попадают на берег и лежат там беспомощно, пока их кто-нибудь не подберёт и в море не кинет. Наверное, им просто интересно – а что там делается на берегу, в другой среде обитания? Переходят в другое состояние и наблюдают нашу жизнь со своей патирийной стороны. Они сейчас на балконе от перемены влажности тоже начинают шевелиться, концы лучей приподнимаются. Мои патирии передвигаются по подоконнику, но очень медленно – несколько сантиметров в месяц. Как камни. Они просто стали более оседлыми, но мир воспринимают, я надеюсь.

Пальцы твои текут и глаза, сетка теней воды на твоём лице. Ты расплываешься, где же тебя найти. Шоколадная горькая тревога. Сердце бьётся все быстрее. Где ты, спи.

– Папа рассказывал сыну, что в Даляне океанариум – это да, а здесь во Владивостоке он какой-то неинтересный. Я решила, что этому папе можно доверять, и не пошла.

– Но всё равно делать нечего было до отъезда. И он пятнадцать юаней, а не двадцать восемь и не семьдесят.

– Ты теперь всё на юани меряешь? Разрез глаз сильно изменился? Потом ходила по городу под дождём, возле подводной лодки, возле корабля с моим именем, на морском вокзале, к русалке и рыбному магазину. Потом искала способ и возможность обхождения горы. Мне не делать было нечего – я с городом прощалась.

– Но ты же туда вернёшься, может быть.

– Можно сначала проститься, а потом снова встретиться.

– Как там байкальский омуль?

– Он-то при чём тут?

– Любишь ты его.

– Преимущество английского языка. I love и I like. Омуль – это такой мужчина, которого я точно никогда не полюблю.

– Поезд идёт по границе грозы. Двойная радуга – два вложенных друг в друга полукружья в полнеба.

– Двойная радуга – к счастью.

– Как-то незаметно пока.

– А разве нет у тебя такого счастья, как я и Лин?

– Но я и тебя, и её встретил раньше, чем двойную радугу

– Ты хочешь сказать, что двойная радуга должна тебе принести таких, как мы, в двойном размере? А справишься с таким счастьем-то?

– Инсбрук – после Германии кажется, что попал на карнавал. Смеющиеся девушки на улицах, многие в мини – в декабре-то, масса маленьких кафе, каток с музыкой – под мокрым снегом. Австрийцы умеют смеяться, немцы – не очень. «Красный орёл» и «Золотой орёл», мощные выщербленные серые контрфорсы старых домов. На одном углу в нише дома Мадонна, на другом – модернистская скульптура человека с дубиной. За день – две шоколадки и печенье. Можно жить впечатлениями – знали ли это толстые императоры на здешних воротах?

– То есть моё существование рядом с тобой оправдано?

– Это неверный вопрос. Кем оправдано? А не оправдано, так что тебе, не существовать? Моё существование на Земле совершенно неоправданно – и дальше что?

– Твоё существование на земле оправдано тем, что ты нужен мне. И не только мне. И это единственное стоящее оправдание.