Читаем В месте здесь полностью

– Чувствуя отсутствие – вести диалог (необязательно письменный! что-то видишь – и думаешь, как это показать тебе, что ты скажешь). А привычка – согласие со скукой. Можно переживать – чувствовать отсутствие, а привычка – это отсутствие чувства.

– Вот этого-то я и боюсь.


– Теперь ты рассказывай.

– Льдины в Атлантике – как соринки на воде. Сверху всё выглядит красивым и правильным, даже грязные дороги и посёлки. Окрестности Нью-Йорка кажутся Москвой, те же развязки, коробки складов и фабрик, многоквартирные дома. Но никакая фотография небоскрёба не передаст напряжения в запрокинутой шее. И неоготическая церковь – не самое большое, а самое маленькое здание в окрестности. Конференция начинается в 12. Русский поэт встаёт в 12, успевает посетить один секонд-хенд и четыре кафе, к 14 появляется в малоспособном к дискуссиям состоянии. Американский поэт Эдвард Фостер, я у него живу, встаёт в 7.30, правит корректуру книги, к 9.30 на занятия со студентами, к 12 – на конференции, собранный и ироничный. Вальпургиева ночь в Нью-Йорке – Леонард Шварц носится с огромной скоростью, выбирая более короткий путь в метро. Бард колледж в посёлке Red Hook, Красный Крюк. Номер в гостинице 1842 года, большая комната с огромной кроватью, резной буфет, сундук для чемоданов (получила по голове его крышкой), детская качающаяся кровать. На камине – громадная поварёшка, керосинки, ручной миксер с зубчатой передачей. Этому всему сто лет. Может быть, Дикинсон жила с такими вещами. И дома похожие – белые, двухэтажные, с колоннами, террасами, иногда башенками. Из такого окна она могла бы выглянуть. Во дворе пруд, черепаха греется на коряге и быстро спрыгивает с неё при чьём-либо появлении. Первый раз показалось, что это ондатра какая-нибудь. Они переводят, стараются… Но подход к литературе – как к описанию жизни и проблем определенного слоя населения. Негров, гомосексуалистов… Социологизм вполне советский. В Метрополитен-музее египетский рисунок со змеёй и котом. Жаль, без Шварца. И минойские печати – лошади с запрокинутыми или выгнутыми шеями. Там ещё свой китайский уголок. В стене окнообразное отверстие, за ним – зелёные ветки, камень, рассеянный свет. Можно обойтись в комнате нишами вместо окон и даже менять пейзаж время от времени.

– Улица «Черновская магистраль» из трёх домов, упирающаяся в ржавый гараж. Светящиеся зелёные буквы ТЫ – остаток надписи «Продукты». В полу обнаружился большой осколок стекла – когда с него краска слезла – зачем его туда загнали прежние хозяева? Нечто, сверкающее снизу. Сойка около института – зовёт в Германию?


– А кто я, я не знаю.

– Наверное, это хорошо, не знать, кто ты есть? Или ты сейчас просто в некоем переходном состоянии? Или это переходное состояние и есть то самое, которое тебе и нужно? Ни тот ни другой, ни здесь ни там, – всегда в промежутке между всем, только сам с собой в разных пространствах?

– Да, мне кажется, что такое динамическое равновесие предпочтительнее. Не знаю, насколько мне это удаётся.

– А ты себя никогда не спрашивал, каково с тобой другим, в этом твоём динамическом равновесии?

– Спрашивал, конечно. Думаю, что трудно. Но я же – результат этого состояния. Со мной всё-таки интересно иногда. Я не столько странствую, сколько живу в разных пространствах, причём необязательно географически удалённых.

– Я знаю, твоё пространство и есть странствие.

– Я сам стараюсь быть странствием.

– Можно ли постранствовать в тебе, раз ты сам – странствие?

– Странствовать в любом сколько-нибудь интересном человеке можно.


– И каким образом выходишь из положения ты? Тебе ведь тоже как будто не очень-то важна сама цель? Остров с определённым названием.

– Цель мне важна, но она предполагает движение и по её достижении.


– Секс, в какой-то мере, проверка и себя, и другого человека, как далеко можно зайти, если доверяешь ему. Человеку, а не сексу, конечно же.

– Ты по-прежнему думаешь в категориях запрета, доверия, «как далеко можно зайти». Отчасти это так. Но секс – это и настройка друг на друга, немножко праздник, немножко игра, вообще многое, если получается, конечно.

– Ты неправильно понял – я проверяю себя – что у меня на этого человека откликается и откликается ли что-то вообще. Это не категория доверия или недоверия, а может быть способность к ответу. И моя, и его.

– Но секс – это всё же довольно поздняя стадия отклика, когда многое уже ясно.

– Не уверена. Ты считаешь, что с него нельзя начать движение к человеку? Мне кажется, в некоторых случаях именно с секса и уместнее начинать.

– Но должны же быть основания для выбора, причём с обеих сторон? Хотя, конечно… Ухаживать, добиваться, семь пар железных сапог сносить… Всё не так. Встречаешь, пытаешься понять – иногда чувствуешь близость, которая встречается с такой же, идущей к тебе. А что ещё?


– А ты просто подстраиваешь свои умозрения под конкретную ситуацию.

– Потому и не люблю философию, что у нее общие умозрения, а мои связаны с ситуацией.

– А сам пользуешься ею, когда надо заморочить и запутать человека. Не оправдывайся, я тоже это иногда делаю. Научилась у тебя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Стихи и поэзия / Поэзия