– Это какое-то перекрёстное оправдание, как перекрёстное опыление. Я нужен кому-то, кто-то нужен мне, это так, но это именно связь определенных людей, а не оправдание?
– К ежевике надеюсь успеть, обязательно сходим.
– Билет у тебя на восьмое сентября. Или я ошибаюсь? Если ты уже знаешь, когда вернёшься в Германию в следующий раз – скажи. Мне тоже необходимо планировать свою жизнь без тебя.
– Ракушки вмещают море, когда мертвы.
– Ракушки всегда вмещают море, даже тогда, когда сами находятся в море.
– Пятьдесят один килограмм багажа – книги, в основном. С пересадкой в Мюнхене. В самолёт – с двадцатисемикилограммовой сумкой, весело ею помахивая, чтобы никто не подумал о весе, благо книги компактные. Хорошо, что я тогда не знал, сколько она весит. Мышь говорит, что впервые видит человека с такой «печатью усталости на лице» – прямо как в книгах писали. И что скажет о моём позеленевшем виде мама?
– Но ты можешь где-то болтаться со мной. Тогда я и жаловаться не буду. А можешь везде болтаться без меня. Тогда жаловаться будет просто некому.
– А можно я и с тобой, и без тебя?
– Для нас вопросы «можно или не можно» давно уже потеряли всякий смысл, каждый поступает так, как считает нужным или разумным в данном случае. И на этот вопрос я тебе отвечать не собираюсь.
– На этот – да, потому что он общий, а в частных случаях я иногда решаю сам, а иногда спрашиваю. А ты различать не хочешь.
– Во-первых, собеседник, во-вторых, любовник, в-третьих, попутчик.
– Но все это не разделишь на первое, второе, третье, потому что спутник – это вторые глаза, для этого нужна такая настройка, которая только с девушкой? girlfriend? – начал я любить некоторые английские слова – и возможна. Даже полезные действия – вроде починки утюга или брюк, кто уж что может, – не чисто полезные, если их для близкого человека делаешь. Себе мыть полы – тоска, другому – праздник.
Не стена, а игла плача моего, ты, делающая комнату, в которую входишь, домом моим. Взгляд, которым я могу смотреть, в котором растет мой. Тёплый воздух постоянной ночи моей. Зацепочка, чертополох в неостанавливающемся ветре.
– Ко мне куда? в Штутгарт или на улицу Дыбочарского?
– Нет, не в пространство, где ты можешь быть или не быть, а к тебе, как к определённому существу, где бы ты в это время ни находился.
– А если я к тебе прихожу, ты куда хочешь? к самой себе?
– Твои письма становятся всё короче – я понимаю, устала ждать.
– Это я виновата. Что-то у меня вчера какая-то работа образовалась, и я тебе не ответила толком. А ночью кусают комары, прямо как звери какие. Но почти два месяца – это много. Я тут занялась твоим делом – подсчитала твоё отсутствие за последние полгода. Из 180 дней – 107. Приплюсуй к этому твои поездки в Питер – и кого ты чаще видишь – меня или других своих девушек? Я не жалуюсь, но и ты тогда тоже не жалуйся, что я обижаюсь. Не боишься, что мне однажды станет всё равно? Я больше не буду спрашивать, когда и на сколько ты уедешь.
– И мои всё короче. Я тут устал до смерти, от всего – от работы, от карантина, от их бюрократичности, от бестолковости, от муравейника. Все силы уходят на оборону, хорошо хоть Лин есть, без неё бы совсем плохо было. Думаю, что приеду страшно злой, хотя это лучше, чем уставший.
– Просто осень, просто дождь, просто в доме слишком тепло – топят у нас хорошо осенью. Так что даже и не поймёшь, почему плачешь второй час подряд. Не знаешь, что легче – забыть или помнить. И что – забыть, и как – помнить. Состояние лёгкого гриппа, когда по коже триста сорок пятый раз пробегают целые толпы мурашек, и начинаешь смеяться, чтобы попытаться перестать плакать. Хорошо, что есть кому пожаловаться – компьютер, как и бумага, не станет ни утешать, ни уговаривать, ни говорить «сама виновата», ни прочей пустой дребедени. Наверное, в конце этой недели будет поездка в Питер. Короткая, как сверкание, и торопливая, как опоздавший улететь грач. Пока ещё не замёрзли озёра – успеть обойти большую часть из них, думая о тебе. Может быть, таким образом к тебе вернётся хотя бы капелька.
– В Ихэюане ты могла зависнуть на берегу большого озера и не увидеть микро-Сучжоу, каллиграфа и так далее. Тут опять решать заново. Жаль, невозможно раздвоиться. Вот я сейчас делаю что-то интересное, могу продолжать, но тогда не сделаю что-то другое интересное. И, возможно, никогда этого вообще не узнаю.