Читаем В месте здесь полностью

– Земля, вращаясь, подворачивается под луну. Я подбрасываю поцелуй к луне, а когда твой дом под нее подвернется, он упадет.

– Падающими поцелуями завален весь балкон. А они точно знают, на чей балкон осыпаться? А то, может, я принимаю чей-то чужой поцелуй за твой?

– Поцелуй авторский и целенаправленный, он знает куда падать.

– Зависнувшие поцелуи никуда не попадают, они как Летучий Голландец, становятся привидениями и витают в эфире. Мне часто кажется, что меня окликают, поворачиваюсь – никого. Может, это зависнувшие оклики? А вообще их (поцелуи) очень жалко, потому что они предназначались конкретному человеку, а попали в никуда, им плохо там, наверное.


Невозможность жизни без часов. Знать, где ты находишься – и когда. Постоянная определённость положения. Переверни меня – как песочные часы. Чуть сыровато-каменный запах ушедшей дневной жары.


– Попал под ливень – без зонтика – был мне бег в пластиковом мешке на голове до общежития.

– Зато приключений сколько. Да и студенты порадовались, глядя на безумного русского в пластиковом мешке. Теперь тебе бы ещё освоить танец живота, и можно эмигрировать в Индию. Я вот лишена такого экзотического способа дохождения до дома. Дожди или быстро заканчиваются, или приходят домой вместе со мной. Так что я тебе завидую. Хорошо, что не остался на время дождя в институте, значит, есть куда бежать под дождём.


– Вот видишь, как я тебя чувствую. Именно что вот сейчас ты пьёшь чай со смородиновым вареньем. И что ты говоришь, что я далеко?

– За этот поцелуй – отдельное персональное спасибо. Я даже не спрашиваю, как это у тебя получилось. Значит, действительно чувствуешь.

– Вот ты из крайности в крайность. Если не зависимость, то тогда дистанция. Зависимость не хороша была, но сейчас ты ее заменяешь не лучшим. Надо одновременно и сохранять дистанцию (да, человек в большом количестве мешает, да, попадать в наркотическую зависимость от чьего-либо присутствия не надо), и сохранять близость – чтобы можно было вместе смотреть, чувствовать, радоваться. Конечно, радость от встречи и от меня зависит, я же должен тебя радовать, но если ты в дистанцию упрёшься, это будет труднее.

– Я сейчас не буду на тебя обижаться вообще, пока ты не вернёшься, потому что там тебе и так не очень уютно, а тут ещё я взбрыкиваю. Так что ты там веди себя так, как тебе нужнее и интереснее.

– За это тебе очень большое спасибо. Давай, действительно, обижайся на меня, когда я в том же городе, дело даже не в том, что мне так уютнее, а просто там можно быстрее обиду поправить, а тут я только сижу и представляю, как ты на меня обижаешься, и мне ещё хуже.


– Но я об этом всегда помню. Я про тебя больше, чем про себя, помню.

– Это как так?

– Про то, что у меня болит, я забываю, а что у тебя болит – никогда.


– Ты хочешь сказать, что со мной постоянно будет тяжело?

– Да, хотя в разной степени. А с тобой нет?

– И что теперь делать?

– То же, что и раньше. Продолжать.


– Здесь никто не может мне сказать, что едят китайские драконы. Наши – девушек, вообще всех, кто подвернётся. Китайские людей не трогают. Но что они едят? Неужели за четыре тысячи лет никто не поинтересовался?

– Китайские драконы, наверное, питаются огнём и красным цветом. Китайские драконы едят китайские фонарики. Китайцы специально их приманивают, развешивая везде эти круглые печальные штуки. Ты разве не заметил? Драконы их съедают и улетают в большой печали на небо.

– Да, они свет едят. И живут только в Китае, где фонарики.


– Фотомастерская не стала печатать озёрные фото и харбинские дворы – они же без людей, то есть бесполезные с китайской точки зрения.

– Такое и здесь бывает. Мне долго не хотели печатать ночь в Америке, говорят, – ну возьмите просто засвеченный кадр и всё. Я им долго объясняла, что засвеченный кадр – это не ночь в Америке. Пришлось на конверте писать, чтобы обязательно напечатали определённые кадры.


– На меня в офисе напала моль.

– Неужели ты такой замшелый и шерстяной, что интересен только для моли? Ты, например, пользуешься случаем, что не работает интернет, и пишешь мне ужасно красивые и нежные записки.

– Спасибо! И поздравляю тебе с днём-бабочкой, днем-листиком-ивы, днем-летящем-в-ветре.


– Если человек у тебя за спиной – можно переживать его нелокализованное присутствие – как воздух – и неожиданность его прикосновения, которое не проследить взглядом. Мы сейчас – за спиной друг у друга.

– Спасибо, это, наверное, действительно, так. Ты пишешь мне такие трепетные письма на телефон, что я просто теряюсь – за что мне это? У меня такое ощущение, что мы сейчас строим очень лёгкий и воздушный мост, который должен разрушиться от малейшего ветерка, но почему-то не рвётся. Мне хочется быть как можно осторожнее и бережнее, но куда-то деваются все слова, которыми это можно было бы сказать. Мне кажется, что я тебя действительно чувствую рядом постоянно и в то же время знаю, что это тебе не мешает. Пытаюсь быть плавной и извилистой. Сквозь меня можно пройти.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Европейские поэты Возрождения
Европейские поэты Возрождения

В тридцать второй том первой серии вошли избранные поэтические произведения наиболее значимых поэтов эпохи Возрождения разных стран Европы.Вступительная статья Р. Самарина.Составление Е. Солоновича, А. Романенко, Л. Гинзбурга, Р. Самарина, В. Левика, О. Россиянова, Б. Стахеева, Е. Витковского, Инны Тыняновой.Примечания: В. Глезер — Италия (3-96), А. Романенко — Долмация (97-144), Ю. Гинсбург — Германия (145–161), А. Михайлов — Франция (162–270), О. Россиянов — Венгрия (271–273), Б. Стахеев — Польша (274–285), А. Орлов — Голландия (286–306), Ал. Сергеев — Дания (307–313), И. Одоховская — Англия (314–388), Ирландия (389–396), А. Грибанов — Испания (397–469), Н. Котрелев — Португалия (470–509).

Алигьери Данте , Бонарроти Микеланджело , Лоренцо Медичи , Маттео Боярдо , Николо Макиавелли

Поэзия / Европейская старинная литература / Древние книги
Страна Муравия (поэма и стихотворения)
Страна Муравия (поэма и стихотворения)

Твардовский обладал абсолютным гражданским слухом и художественными возможностями отобразить свою эпоху в литературе. Он прошел путь от человека, полностью доверявшего существующему строю, до поэта, который не мог мириться с разрушительными тенденциями в обществе.В книгу входят поэма "Страна Муравия"(1934 — 1936), после выхода которой к Твардовскому пришла слава, и стихотворения из цикла "Сельская хроника", тематически примыкающие к поэме, а также статья А. Твардовского "О "Стране Муравии". Поэма посвящена коллективизации, сложному пути крестьянина к новому укладу жизни. Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, где человек, будто бы, лишен "независимости", "самостоятельности", где "всех стригут под один гребешок", как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. В центре поэмы — рядовой крестьянин Никита Моргунок. В нем глубока и сильна любовь к труду, к родной земле, но в то же время он еще в тисках собственнических предрассудков — он стремится стать самостоятельным «хозяином», его еще пугает колхозная жизнь, он боится потерять нажитое тяжелым трудом немудреное свое благополучие. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придало наименованию "Страна Муравия" уже новый смысл — Муравия как та "страна", та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.

Александр Трифонович Твардовский

Поэзия / Стихи и поэзия / Поэзия