В мгновенье ока

– Безумие оставь для маньяков, которые дорвались до медового месяца.

– Ах да, так оно и было, – вспомнила Шейла.

– Одно дело – тогда, другое – сейчас. Я тебя внимательно слушаю.

– Это чувство не покидало меня целый год. Лежа в постели, я ощущала, как покалывает кожу, как открываются поры, словно микроскопические рты, как по телу сбегает пот, как сердце колотится там, где не ждешь: в горле, на запястьях, под коленками, в лодыжках. Я ощущала себя тающей восковой фигурой. После полуночи не решалась включить свет в ванной: боялась увидеть в зеркале чужое лицо.

– Ближе к делу! – Он бросил в чашку четыре куска сахара и выпил из блюдца расплескавшийся кофе. – Давай по существу!

– В ночные часы, да и потом, средь бела дня, мне казалось, что я попала в горячую летнюю грозу, которая смывает с меня старое естество, а под ним открывается совершенно новое. Обновляются одна за другой капельки лимфы, все до единого красные и белые кровяные тельца; все нервы, как струны, натягиваются заново. У меня другой костный мозг, другие волосы, даже новые отпечатки пальцев. Зря ты на меня так смотришь. Ну, допустим, отпечатки пальцев те же. Но все остальное – другое. Понимаешь? Вот и получается, что я – заново изваянное, заново расцвеченное творение рук Божьих.

Он смерил ее уничтожающим взглядом:

– Я слышу бред воспаленного сознания. Я вижу кризис среднего возраста. Говори прямо. Ты решила подать на развод?

– Время покажет.

– Что оно тебе покажет? – закричал он.

– В данный момент я просто… ухожу.

– Интересно, куда же?

– Мало ли разных мест, – туманно ответила она, проделывая борозды в омлете.

– У тебя кто-то есть? – спросил он после паузы, сжимая в кулаках нож и вилку.

– Можно сказать, пока нет.

– И то слава богу. – У него вырвался протяжный вздох облегчения. – Отправляйся к себе в комнату.

– Что-что? – прищурилась она.

– Всю неделю будешь сидеть дома. Ступай к себе. Телефон я отключу. Телевизор тоже. Кроме того…

Она поднялась из-за стола.

– Такое я выслушивала от отца, когда училась в школе!

– Не сомневаюсь! – Томас негромко рассмеялся. – Все. Марш наверх! Сегодня останешься без обеда, дрянная девчонка. А ужин найдешь за дверью, на тарелке. Когда научишься себя вести, получишь обратно ключи от машины. Прочь с моих глаз! Выдерни из розетки телефон и сдай плеер.

– Это неслыханно! – вскричала она. – Я давно выросла.

– Выросла. И не двигаешься с места. Деградируешь. Если верить этой идиотской теории, ты не сделала ни шагу вперед – тебя отбросило назад на целых девять лет! Вон отсюда! Марш наверх!

Шейла побледнела и выскочила из-за стола, утирая слезы.

Когда она взлетела на середину лестницы, он поставил ногу на нижнюю ступеньку, вытащил из-за ворота салфетку и тихо окликнул:

– Постой…

Она замерла на месте, но не оглянулась в его сторону.

– Шейла, – выговорил он, помолчав, и по его щекам тоже покатились слезы.

– Что тебе? – прошептала она.

– Я тебя люблю.

– Знаю. Но это ничего не меняет.

– Нет, меняет. Выслушай.

Она стояла в ожидании на полпути к своей комнате.

Томас тер лицо ладонями, как будто хотел нащупать истину где-то у рта или вокруг глаз. В его жестах сквозило неистовство.

Потом у него опять вырвалось:

– Шейла!

– Мне было сказано убираться к себе в комнату, – сказала она.

– Нет!

– Будут другие распоряжения?

К нему стало возвращаться спокойствие, взгляд говорил о поисках выхода, рука легла на перила, тянувшиеся туда, где, не оборачиваясь, стояла Шейла.

– Если эта теория справедлива…

– Справедлива, – прошептала она. – Каждая клеточка, каждая пора, каждая ресница. Через девять лет…

– Да, да, я понимаю. Но послушай и ты меня.

Он проглотил застрявший в горле комок, и это помогло ему переварить решение, которое он и принялся излагать – сначала сбивчиво, потом немного спокойнее, потом с крепнущей уверенностью.

– Если все, что ты описала, произошло на самом деле…

– Да, это так, – шепнула она, склонив голову.

– В таком случае, – медленно договорил он, – это произошло и со мной.

– Что? – Она едва заметно подняла голову.

– Такое ведь не может случиться с кем-то одним, правда? Это бывает со всеми, во всем мире. Тогда надо признать, что все мое существо девять лет изменялось одновременно с твоим. Каждая родинка, каждый ноготь, всякие там дермисы-эпидермисы. Я ничего такого не замечал. Но это не влияет на суть дела.

Шейла вскинула голову и расправила плечи. Томас поспешил договорить:

– Если все это правда, то я и сам обновился, как ни крути. Прежний Том, Томас, Томми, Томазино остался в прошлом, сбросил кожу.

Она слушала с широко раскрытыми глазами. Он закончил:

– Выходит, мы оба стали совершенно другими. Ты – прелестная незнакомка, о которой я мечтал весь последний год. А я – тот другой, кого ты отправилась искать. Так ведь получается? Согласна?

За едва уловимым колебанием последовал еле заметный кивок.

– О мадонна! – выдохнул он.

– Меня не так зовут, – сказала она.

– Отныне – так. Новая знакомая, иная сущность, другое имя. Тебе как раз подходит. О моя Донна!

Поразмыслив, она спросила:

– А ты тогда кто?

– Я тоже сменю имя. – Он прикусил губу и улыбнулся. – На Вернон. Наверно!