В мире античных образов

Вряд ли можно придавать большое значение участию в спартаковском восстании сельского пролетариата. Это были лишь случайные, раздробленные элементы, которые не могли играть сколько-нибудь заметной роли в лагере рабов. Во всяком случае, раскол между Спартаком и Криксом отнюдь не объясняется тем, что в армии последнего находилось большое число свободного населения. Зато высказанное в старой исторической литературе мнение, что этот раскол имеет под собой племенную почву и объясняется преобладанием галло-германских элементов в войске Крикса, вполне правильно и нуждается только в одном существенном дополнении. Намерение Крикса — не уходить из богатой Италии, а промышлять грабежом рабовладельцев и бороться прямо против Рима — объясняется не настроениями экспроприированных мелких производителей, желавших разграбить своих угнетателей, а старинной традицией галльских и германских племен — смотреть на Италию как на лакомый кусок.

Среди галло-германских элементов спартаковской армии еще живы были воспоминания о походах кимвров и тевтонов, а недавние подвиги Помпея и его легата Фонтея, подавивших в 77 г. восстание в Транзальпинской Галлии и отдавших целые галльские племена, как, например, аллоброгов, на растерзание римским ростовщикам, могли только разжечь антиримскую традицию у галло-германцев, сгруппировавшихся вокруг Крикса. Момент союза между рабами, колонами и варварами, оказавшегося роковым для державного Рима, в эпоху Спартака еще не наступил. В основном все эти социальные группы брели розно: у мелкого производителя, несмотря на всю его ненависть к крупным рабовладельцам и ростовщикам, еще якала надежда стать самому хотя бы мелким рабовладельцем, «варвар» стремился к захвату италийских земель и богатств, а у раба не было никакой положительной программы относительно социальною переустройства. Его действия и подвиги обусловливались главным образом стихийной страстью к свободе.

По географической карте походов Спартака уже можно судить о его замыслах и программе действий. Предельные точки его походов — Мутина в северной Италии, Регий в Бруттии и окрестности Брундизия в Калабрии — свидетельствуют о первом и последнем планах вождя рабов: выводе своих товарищей из Италии. Нетрудно констатировать, что цели движения не отличались определенностью. В лучшем случае рабы смогли бы достигнуть своей родины и там попасть в социальную среду разлагавшегося родового общества. Римская империя продолжала бы существовать и снова получать свежие массы рабов из тех же областей, куда ушли восставшие.

Наименее освещенным пунктом маневров Спартака является его отступление с севера, — по всей вероятности, он не решился войти в долину реки По, где сидело крепкое италийское крестьянство кулацкого типа, от которого нельзя было ожидать поддержки и сочувствия. Проще объясняется отступление Спартака от Регия. Он, несомненно, хотел переправиться в Сицилию, эту классическую страну рабских восстаний, но обман со стороны киликийских пиратов, которые должны были снабдить его нужным флотом, разбил этот вполне правильный стратегический замысел. Брундизий, главный италийский порт для переправы в Македонию, был последней надеждой Спартака — он подошел к нему лишь для того, чтобы узнать, что там высадился проконсул Македонии М. Лукулл, брат знаменитого азиатского завоевателя, только что расправившийся с балканскими союзниками Митридата. Именно у Брундизия и произошла финальная катастрофа спартаковской армии. Италия оказалась огромной ловушкой, где металась спартаковская армия.

План прямой атаки на Рим был стратегической и социальной невозможностью. Даже сам Ганнибал не решился штурмовать «вечный город» — у Спартака было еще меньше шансов на успех. В социальном отношении опора на сочувствующие слои свободного населения была слишком слаба. Стремления Спартака наладить отношения со свободным населением вообще не приносили ощутительных результатов. При взятии форума Анни, когда, как рассказывает Саллюстий, местные рабы принялись хватать своих господ и конфисковать спрятанные последними ценности, Спартак прилагал все усилия, чтобы остановить эти «бесчинства»; при захвате города Фурий «он запретил, — как говорит Аппиан, — купцам, торговавшим с его людьми, платить золотом и серебром, а своим — принимать их. Мятежники покупали только железо и медь за дорогую цену, и тех, которые приносили им эти металлы, не обижали». Последняя черта крайне любопытна — если сопоставить это замечание Аппиана с его же упоминанием о том, что «Спартак делился добычей поровну со всеми», то приходится сделать вывод, что во внутренней жизни лагеря рабов большое значение имели уравнительные мотивы и запрещение золота и серебра преследовало цель уничтожить возможность имущественной дифференциации среди восставших.

Условия, в которых Спартак начал свою последнюю кампанию против Красса, были крайне неблагоприятны. Все шансы были против него — стратегическая неприступность Рима, равнодушие свободного населения и, наконец, закупоренность восставших в Италии.