В мире насекомых. Кто они такие? Маленькие жители нашей планеты?..

— Что делаешь? — спросил он меня без обиняков.

— Да вот смотрю, как ветер гонит перекати-поле.

— Чем занимаешься? — повторил вопрос всадник.

— Всем понемногу. Растения смотрю, птиц, зверей.

Старик хитро прищурил глаза.

— Вон видишь, — показал он кнутом на темный предмет на горизонте. — Посмотри обязательно. Там звонкое дерево!

— Какое такое звонкое?

— Посмотри, сам увидишь.

Улыбнулся и больше ничего не сказал. Поскакал за отарой. Забавный старик, неразговорчивый. И я шагаю дальше по жаре под ослепительным солнцем и щурю глаза от белого солончака. Темное пятно не так уж далеко, все ближе, больше, уже не колышется, и вскоре я вижу перед собой дерево пустыни, одинокий разнолистный тополь — турангу. Как он здесь оказался один в пустыне?

На дереве гнездо из груды сучьев. С него слетают два пустынных ворона и, тревожно покрикивая, кружат в небе в отдалении: боятся меня. Что может быть для них страшнее человека?

Я люблю и уважаю эту редкую птицу. Она мне кажется особенной, какой-то мудрой. Люблю за привязанность ее к самым диким и малодоступным местам пустыни, за то, что пары так преданы друг другу, всегда вместе, неразлучны. А больше всего люблю за музыкальный ее нрав. Весной в брачную пору вороны выписывают в воздухе замысловатые фигуры пилотажа, переговариваются флейтовыми голосами, кричат, каркают, позванивают по-особенному. Сколько у них этих звуковых сигналов, и каждый, наверное, имеет свое особенное значение.

Уж не из-за воронов ли назвал всадник дерево звонким? Вокруг дерева земля истоптана, валяется верблюжий помет, вся кора ствола стерта, ствол почти выглажен, отполирован. Видимо, любят о него чесать свое тело животные, измученные клещами и болячками. Где же им еще заниматься этим в пустыне?

И еще дерево, действительно, звенит тонким многоголосым писком. Он несется откуда-то сверху, потом раздается почти рядом, над головой.

Это старик виноват, внушил мне про звонкое дерево. Вот и почудился звон странным. А это самый обыкновенный рой крошечных ветвистоусых комариков. Они держатся согласованной компанией, то упадут вниз, то поднимутся кверху, метнутся в сторону резко и неожиданно. Быть может, одинокое дерево издавна служит местом встречи этих крошечных насекомых? Оно издалека видно в голой пустыне, найти его нетрудно. Комарики толкутся возле него с подветренной стороны, напевая свою несложную, но звонкую песенку крыльев. Потом прилетает большая синяя пчела ксилокопа. Она что-то ищет, грозно гудит, будто негодующе разговаривает с кем-то басом, пока, наконец, не находит в древесине свою щелочку с гнездом. Их здесь несколько, этих свирепых на вид ксилокоп. Может быть, из-за них тоже старик назвал дерево звонким?

Над стволом дерева основательно поработал дятел, выдолбил два аккуратных летка. Дерево внутри пустое, и если по нему постучать палкой, раздается глухой звук барабана.

Я заглядываю в один из летков, в тот, что пониже, но ничего не вижу в темноте. Опускаю в него былинку и слышу тонкий дружный писк птенчиков. Наверное, это семейство дятла.

Вихрь не угомонился. Примчался сюда за мной к дереву. Теперь не миновать беды ветвистоусым комарикам, до единого разметет по пустыне. От ветра дерево зашумело ветвями, потом тонко загудело и заныло. Неужели это второе дупло повыше так гудит? С комариками же ничего не случилось. Где-то благополучно переждали. Улетел вихрь, и они, как ни в чем не бывало, снова затеяли свою тонкую песенку крыльев.

Прошло много времени. Пора расставаться с деревом, хотя и хочется побыть возле него. Сколько у него сожителей: и верблюды, и вороны, и комарики, и ксилокопы, даже дятел и, наверное, еще кто-нибудь. Здесь так интересно, чувствуется биение жизни.

Но жаль воронов и дятла. Им, наверное, давно пора кормить своих птенцов или высиживать яички, они страдают, тревожатся. Лучше возвратиться на бивак, а прийти еще раз вечером, сфотографировать лампой-вспышкой ветвистоусых комариков.

А вечером! Что творилось возле дерева! Воздух звенел от великого множества солончаковых сверчков, хор их неистовствовал так громко и безудержно, что, казалось, в пустом стволе дерева отдавалось глухое эхо.

Вышагивая в темноте по едва заметной тропинке, я вспоминал старика. Что он имел в виду, посоветовав поглядеть на дерево? Ну, как бы там ни было, дерево оказалось действительно звонкое!

Маленький саксаульчик

Близ гор Чулак в тяжелый для пустыни год засухи я увидел среди унылого и однообразного желтого фона выгоревшей растительности небольшое зеленое пятно и направил туда машину. Здесь росло несколько куртинок колючего чингиля, кое-где обвитого вьюнком. Приземистые зеленые солянки покрывали землю. Что-то знакомое почудилось в этом крохотном оазисе, и две полуразвалившиеся глиняные стенки могилок напомнили место, где много лет назад в жаркие дни лета на меня напали мушки-слезоедки, а в сковороду, на которой мы поджаривали ломтики хлеба, стали падать страдающие от жажды осы, принимая блестящую поверхность налитого в нее масла за воду.