В моей голове

– Ты все испортила, – закричала я на нее. – Мы с тобой были единым целым, у нас были общие планы, общие мечты, а ты!», – и воспоминание оборвалось.

Я приложила ладонь к глазам. Голова гудела от боли.

– Майя, – я услышала, что мама кинулась ко мне.

– Мы действительно ругались.

Я была уверена, что мне вспомнился именно вечер среды, когда все и произошло.

– Аккуратнее, – будто не слыша меня, мама взяла меня за плечо и притянула к себе, подальше от осколков.

Она положила свои теплые ладони на мои скулы и посмотрела внимательным, обеспокоенным взглядом в глаза. Могу представить, что она думала о том, что и с младшей дочерью что-то случится. Тогда она тоже не сможет жить.

– Да что с тобой? – прошептала она.

Я лишь пожала плечами. Я не знала, что со мной. Еще несколько минут назад я собиралась сломать себе руку, хоть и понимала, это может и не помочь вспомнить шестое ноября, а теперь я знала, что забыла не только вечер почти недельной давности, я и сегодняшнее утро не помнила.

Я почувствовала, как по моим щекам побежали слезы.

Мама ласково прижала меня к себе, гладя по спине.

Мне было страшно.

5

13 ноября 2019 года. Шесть дней после трагедии.

В этой палате всегда было тихо, если не считать звуки приборов, поддерживающих жизнь в молодом теле. Трубы аппарата искусственной вентиляции легких уходили основанием глубоко в гортань, а возле рта их приклеили пластырями. Никто не знал, что у пациента на них аллергия, а медсестры так и не заметили сыпи под липкой тканью.

«Она будет в ярости, когда придет в себя», – подумала Майя, взглянув на сестру.

Стрелки часов показывали половину второго, так что младшая Грин просидела возле больничной кровати долго. Она ничего не говорила, а лишь смотрела на Доминику. Ей казалось, кожа сестры стала еще серее, а губы иссохли настолько, что потрескались, и потребуется немало бальзама, чтобы привести их в порядок. Волосы были сальные, хоть и медсестра пару раз пыталась их помыть. Сделать это хорошо мешали бинты. Глядя на ее усилия, Майя уже представляла, как Ника после реабилитации отрежет свои длинные волосы до плеч, а то и еще короче. В том, что сестра придет в себя, младшая Грин не сомневалась, вопрос был лишь во времени. Сколько его пройдет до того, как она откроет глаза? А до того, когда она улыбнется ей. И улыбнется ли, если с крыши ее все же столкнула Майя? О последнем Грин старалась не думать – это причиняло боли не меньше, чем вид близкого человека при смерти. И то и другое никто изменить не в силах.

– Я тебя простила, – тихо произнесла она.

И это было правдой. После всего этого ей было уже неважно кто, с кем и как долго спит. Ей хотелось, чтобы нынешний кошмар поскорее закончился. Хотелось увидеть, как сестра придет в сознание и восстановится после комы. Майя мечтала о том, что все наладится, и тогда она сможет уехать. Она пока еще не решила куда, но точно это будет далеко от дома. Может быть, она переедет даже в другой регион. Ей очень нужно начать новую жизнь, ведь старая дала трещину. Она простила сестру за предательство, но тех теплых чувств между ними уже никогда не будет. Это причинит больше боли родителям, чем им двоим, так что лучший вариант – созваниваться, говорить, как сильно она скучает по сестре, но видеться с ней как можно реже. По крайней мере, до тех пор, пока ее собственная боль не утихнет.

О Никите Ларином она даже не вспоминала все эти дни, да и он не звонил. Наверное, в целях собственной безопасности решил затеряться.

А вот что действительно огорчало Майю, так это то, что и Кира куда-то делась. Со среды они не разговаривали и даже не переписывались, а ведь она о чем-то тоже хотела поговорить.

«Может быть, и она спит с Никитой?» – мысленно усмехнулась Грин.

В палату вошла Алена Громова.

Присутствие Майи ее ничуть не удивило – она сидела тут почти каждый день по несколько часов. Если бы это еще помогало пациенту, то было совсем замечательно, но вот уже несколько дней состояние Доминики не изменяется ни в лучшую, ни в худшую сторону. В медицине это считается неплохим результатом, хотя Алену всегда пугал итог в этом случае: пациенту либо станет лучше, либо он умрет или останется инвалидом. В случае Доминики как раз была такая перспектива.

– Здравствуй, Майя, – сказала она, подходя ближе. Ей было жаль ее. О причастности Майи к падению Ники говорила вся больница, но Громова с трудом верила в ее вину. Ей приходилось видеть людей, которые пытались убить других людей – такая уж у нее работа. Майя не была похожа на них, но общество усердно убеждало даже ее в своей вине. Что уж говорить о следователях, которым порой только и нужно, чтобы просто дело закрыть, а не найти настоящего преступника.

– Здравствуйте, – улыбнулась ей в ответ Грин. – Есть какие-то изменения?

Вопрос был задан так наивно, что врач даже растерялась.