В моей голове

– Можно ли как-то заставить себя вспомнить то, что ты забыл? – высказала она свою мысль.

Алена закрыла медицинскую карточку Доминики, куда писала ее показания, и посмотрела на нее:

– В случае с амнезией после комы нужно время, иногда очень много, и привычная обстановка для пациента, в которой он жил до травмы. Это один из самых простых способов, но не всегда действенных. А если мы говорим о каких-то событиях, – она пожала плечами, – то тут разные методы. Ты когда-нибудь заходила в комнату и забывала зачем?

Майя кивнула, а Громова улыбнулась.

– В этом случае советуют вернуться, тогда мозг как бы отматывает все твои мысли к моменту, когда ты решила пойти в комнату.

– Как пленку? – улыбнулась Грин.

– Как пленку, да, – Алена тоже улыбнулась. – Некоторые думают, что в этом виноват дверной проем. Якобы наш мозг воспринимает это как переход на новый этап или в другую реальности, как угодно можно это назвать. Это бывает, когда мы устали или чем-то расстроены, к примеру. А насчет твоей амнезии, я думаю, здесь нужно лишь время. Даже то, что мы не можем вспомнить, продолжает храниться где-то в нашей голове. Нужно только подождать. К тому же, – она чуть вскинула руку вверх, – если ты видела, что произошло, то у тебя вполне может быть посттравматический синдром. Тогда тебе поможет только психотерапевт.

– А что, если у меня нет этого времени?

Врач от такого вопроса не нашла что ответить, да и не успела. В палату вошел санитар Андреев. Майя узнала его. Это он ставил ей успокоительное в тот вечер, когда ее привезли в больницу.

Алена хоть и была профессионалом своего дела, а от закатывания глаз при виде санитара не удержалась.

– Что? – спросила она.

– Начальство зовет.

– Какое?

– Большое, – съязвил тот. – Собрание у нас. Всех ждут, – с этими словами он захлопнул дверь.

Майя удивленно приподняла брови и посмотрела на врача. Алена устало вздохнула и поджала губы.

– Он не очень любезен, да? – улыбнулась Грин, пытаясь разрядить обстановку.

– Вряд ли он знает, что это за слово, – Алена тоже улыбнулась и поднялась с кровати. – Рада была с тобой поговорить, Майя. Не будь строгой к себе. Порой в нашей голове живут такие звери, что если мы разрешим им себя съесть, больше никогда не будем самими собой. В этот момент мы проигрываем.

Майя кивнула.

– Спасибо вам, – искренне произнесла она.

Громова кивнула в ответ и вышла из палаты, а Майя пересела на кровать к сестре. Как бы ей хотелось поговорить с ней еще раз, рассказать, как сильно она мечтает, чтобы все было иначе.

– Но так не будет, – сорвалось с ее губ. – В моей голове звери, Ника. И они меня съедят, как только я разрешу, – на глаза выступили слезы. – Но я разрешу, если это поможет мне вспомнить, что с тобой случилось.

Ответом ей были лишь писк приборов.

6

Майя

Я прокручивала разговор с Аленой всю дорогу домой. Меня охватила идея попытаться воссоздать вечер, когда все произошло. А вдруг мне это поможет? Вдруг я вспомню то, что укажет на преступника? А если окажется, что это я? Что тогда?

Погрузившись в раздумья, я не заметила, как быстро пришла. Я зашла в прихожую и поняла, что дом пуст. Родители были на работе, и я была этому рада. Мне не было комфортно рядом с ними. Хоть они и не говорили прямо, я знала – они не уверены до конца, что это не моих рук дело. А что ждет их, если следователи раньше меня разберутся с этой ситуацией, и выяснится, что я тот преступник, которого мы ищем? С чем останутся мои родители? С дочерью-инвалидом, которая не сможет даже держать ложку и дочерью-уголовницей, отбывающей срок за попытку убийства, вот с чем.

Эта мысль почему-то меня рассмешила. Поначалу это был просто смешок, но затем я рассмеялась во весь голос. До меня вдруг дошла вся абсурдность ситуации. Я главный подозреваемый в этой истории, человек, который ни разу за всю жизнь не пнул ни одно животное, ни разу ничего не украл, никогда даже не пробовал курить. Я главный претендент на заключение в тюрьму! От этого мой хохот перерос в истеричный смех. Я умудрялась издавать такие икающие звуки, что в пустом доме они разносились эхом. Спиной я уперлась в стену и съехала по ней вниз, на пол. Из глаз полились слезы, и теперь я была уверена – у меня истерика. Я даже не успела снять куртку и ботинки, и теперь вся прихожая была испачкана лужами снега.

Успокоилась я тогда, когда на смену смеху пришла икота. Меня затошнило, поэтому я прилегла на пол, не в силах доползти до кухни и выпить воды.

Кухня. Сколько всего на ней было: и ссор, и радостных новостей, и слез, и праздников. Я помню, как однажды мы отмечали день рождения мамы. Ее не было дома, и у нас было полно времени, чтобы украсить кухню к ее приходу. Мы с Никой (ей тогда было пятнадцать, а мне двенадцать) испекли торт и украсили его кремовыми розочками из маминого кондитерского шприца. Как же сильно тогда мы испачкали помещение! Еще час ушел на то, чтобы все убрать, но были собой сказочно довольны. Торт оказался вкусным.