В моей голове

–Нет, – вместо твердого ответа Алена его промямлила, – но я снова пришла сверить показания приборов. Вдруг началось улучшение, – это была самая настоящая ложь, и обе девушки это понимали, но у Громовой не было желания добавлять Майе еще больше негативных новостей, а та не хотела свести попытку врача ее подбодрить на нет, поэтому они друг другу улыбнулись.

– Ты сама-то как? – спросила травматолог, начиная свое традиционное шествие от одного прибора к другому.

Майя поджала губы и пожала плечами. Она действительно не знала, что ответить. Она не в коме – это хорошо. Но она по-прежнему не помнила, что случилось, и предположения журналистов о том, что это Майя пыталась убить сестру больше не казались ей такой уж выдумкой. Она и сама в это начинала верить. А этот сон, который выглядел как реальность? Что ее мозг пытался ей сказать? Почему у того незнакомца не было лица? И как долго ей придется искать ответы на все?

– Кажется, я задала глупый вопрос, – честно призналась Громова, заметив смятение.

– Я просто не знаю, что вам ответить. Полиция не может найти преступника, родители в отчаянии, а я … – она вздохнула, – а мне кажется, что я схожу с ума.

Алена сочувственно посмотрела на нее, и той стало неуютно. Она поняла, насколько жалко выглядела, а это окончательно испортило и без того плохое настроение.

– Неизвестность редко кого может порадовать, так что неудивительно, что ты так себя чувствуешь.

– Нет, я правда будто схожу с ума. Я, знаете… ну… вижу всякое.

На этот раз врач не стала задавать вопросы, а лишь с полным непониманием посмотрела на нее.

– Снится, я имею в виду, – поспешно добавила Грин, чтобы хоть как-то смягчить свое признание.

– Кошмары? – проверив все приборы и поняв, что показатели не меняются, Алена присела на край кровати.

Майя кивнула.

– Может быть, твое подсознание тебе что-то хочет сказать? Ведь ты наверняка только и думаешь о том, что случилось в тот вечер и почему ты не помнишь? – иногда в Алене просыпался психолог, и спрятать его у нее не всегда получалось.

Снова кивнув, Грин провела ладонями по лицу, будто пытаясь снять усталость. Она уже ненавидела это словосочетание. «Не помню» – и об это разбивалось все: терпение, здравый смысл, жизнь. Когда за ней придет полиция, чтобы заключить под стражу как главную подозреваемую – это лишь вопрос времени. Скоро это произойдет, она уверена. И когда Доминика очнется, Майя не сможет быть рядом, не сможет сказать, как ей жаль, что все так получилось.

– А что происходит с людьми, пока они в коме? – спросила Грин, взглянув на Алену. Ей хотелось сменить тему, иначе она расплачется.

– Я ведь рассказывала тебе, что они будто спят. Возможно, даже видят сны.

– Правда? – удивилась та. – А когда я спрашивала?

– В нашу прошлую встречу, – ответила врач и нахмурилась. – Майя, тебя обследовали после того, как ты вернулась домой? У тебя нет головных болей?

– Бывает. И нет, я не проходила обследование, не до того было.

– Я дам тебе направление, – Алена достала из кармана стопку маленьких белых листов и ручку. Быстро написав на нем несколько строк кривым почерком, она оторвала его и протянула ей, – это очень хороший специалист в нашей больнице, он тебя осмотрит.

– Спасибо, – отозвалась та, взяв направление. – А что с мозгом Ники? Если она очнется, она сможет вернуться к полноценной жизни?

Алена вздохнула и медлила с ответом. Ей хотелось бы придумать способ сообщать родственникам пациентов плохие новости. Это должен быть такой метод, после которого семье было бы легче жить, а не винить себя до конца своих дней. Увы, такой способ пока был неизвестен Громовой, да и вряд ли кто-то когда-то его придумает.

– У нас есть разные курсы реабилитации, а еще можно обратиться в больницы в других городах и подобрать полноценное лечение, – она заправила прядь волос за ухо и опустила взгляд, – это позволит ей вернуть хоть какие-то навыки. В лучшем случае она сможет самостоятельно ходить. Но она почти неделю в коме, у мозга кислородное голодание, это может сильно сказаться на его работе. И почти никогда нельзя предугадать каким будет исход, все зависит от особенностей организма и от вида травмы. Мне жаль, – добавила Алена.

Майя вздохнула и закрыла глаза, пытаясь не разрыдаться.

Каждый день она приходила в больницу не только для того, чтобы посидеть с сестрой. Она надеялась, что в один из ее визитов Доминика откроет глаза, или хотя бы Майе скажут хороши новости. Но каждый день сестра продолжала спать, а информация о ее состоянии была мрачнее и мрачнее. Получается, даже при хорошем раскладе всю эту историю не удастся забыть: инвалидность Ники будет бесконечным напоминанием о том, что было. А если следователи так и не выяснят, что произошло в тот вечер, а Майя не вспомнит, то инвалидное кресло сестры будет напоминать еще и о беспомощности младшей Грин. И чувство вины за возможное преступление будет давить на нее до конца ее жизни. Кто знает, насколько короткой она может стать под таким натиском?

«Я должна знать, что случилось в тот вечер. Мне нужно вспомнить», – пронеслось в ее голове.