В моих глазах – твоя погибель!

– Нет, это его амбани! – торжествующе вскричал Саша, чуткие пальцы которого в этот миг уловили биение пульса на шее незнакомца. – Потому что он живой!

– Плохо! – простонал Данила. – Очень плохо!

– Почему? – рассеянно проговорил Саша, вглядываясь в лицо охотника и радостно подмечая, что с ним не всё так ужасно, как показалось сначала. Стоило хоть чуть-чуть очистить его, убрав сгустки крови тигра, которые скопились в глубоких морщинах, изрезавших лоб и щеки, как выяснилось, что оба глаза целы, нос не сломан, вот только раны от звериных когтей пугали. Останутся шрамы, страшные шрамы, если вовремя эти раны не обработать и не наложить швы…

А ведь можно это сделать прямо сейчас. У Саши постоянно были при себе самые необходимые хирургические инструменты и спирт. В тайге всякое может случиться!

Саша потянулся к вещмешку, в котором лежала отличная кожаная шкатулка с инструментами (ее смастерила Женя и подарила Саше, когда он поступил учиться на фельдшера), однако Данила одним пинком отшвырнул вещмешок подальше.

– Ты что? – удивился Саша. – Я хочу взять инструменты и помочь ему.

– Нет! – прохрипел Данила, загораживая мешок. – Не делай этого!

Желтоватое лицо нанайца стало серым. Он крепко стиснул губы, словно не давая вырваться каким-то словам, но Саша непостижимым образом угадал, что именно не позволял себе произнести Данила: «Варо тургэнди! Убей его быстрей!»

– Спятил?! – грубо крикнул Саша. – Это человек! А я врач! Я должен ему помочь!

– Нет, – отчаянно замотал головой Данила, и по его тугим щекам покатились слезы. – Это не человек! Это бусиэ! Злой дух! Это хунхуз!

– Так он все же хунхуз или бусиэ? – мягко спросил Саша. – Человек или дух? С чего это вдруг ты его так возненавидел?!

– Его глаза! – простонал Данила. – У него разные глаза!

Саша тупо моргнул. Только сейчас до него дошло, что ненависть Данилы к незнакомцу не с неба свалилась. Похоже, он встречался с этим человеком раньше и знал его не с лучшей стороны. В самом ли деле это был какой-то злодей (в тайге, неподалеку от стройки, где работали заключенные, кого только не встретишь!) или он заслужил звание бусиэ, злого духа, только потому, что во внешности его имелась некая странность? А странностей нанайцы опасались… Например, калек сторонились – даже знакомых охотников, пострадавших в тайге; спасенных утопленников и рыжих боялись как огня. Легко угадать, какие чувства мог у них вызвать человек с разными глазами!

– Ну, всякие люди живут на свете, – пожал плечами Саша. – А мешок ты мне все же по…

И осекся, услышав тихий стон.

Резко обернулся.

Неподвижно простертый на земле охотник чуть приоткрыл спекшиеся губы и провел по ним языком, слизывая покрывавшую их кровь. И Саша с изумлением обнаружил, что оставшиеся не вытертыми ее потеки уже исчезли со щек и лба, словно впитались в кожу.

Лицо его сейчас не было смертельно бледным: оно медленно наливалось румянцем и – удивительное дело! – казалось помолодевшим. Морщины разгладились, и если несколько минут назад это было лицо измученного старика, то теперь незнакомцу никак нельзя было дать больше сорока. А его раны, его страшные рваные раны больше не кровоточили – они зарубцевались! И даже эти рубцы исчезали буквально на глазах!..

Хабаровск, 1959 год

Одна, одна, всегда одна – днем и ночью. Одиночество изводило Тамару! Она заперла боковушку, в которой когда-то жила Женя, почти не заходила к себе, а все время проводила в Сашиной комнатке. Здесь, на его диване, она спала, за его столом ела что придется… Так протянула до весны. Потом однажды, в ясный солнечный день заметила, как заросли пылью окна, стены, какой грязный, затоптанный пол, вообще какой свинарник развела она в еще недавно сверкающем чистотой доме – и ужаснулась. Взялась за уборку. К паршивке Женьке в боковушку по-прежнему не заходила, однако у себя, у Саши, на кухне, в коридорчике и на крыльце навела такой порядок, какой они с детьми наводили только по праздникам. Окна засияли, на огороде пролегли ровненькие пышные грядочки. Соседи снова привыкли видеть Тамару Константиновну с тяпкой или лейкой в руке. Лето выдалось засушливое, однако ее урожай вызывал всеобщую зависть. А цветы, все эти астры, георгины, «хохлы» и «хохлушки», белые и розовые табачки, «ночные красавицы», гладиолусы, золотые шары, «сентябрюшки», настурции, которые сияли за потемневшим штакетником, сражали наповал буйством красок и ароматов!

Каждое утро Тамара собирала букеты: вдруг Сашенька приедет именно сегодня, надо встретить цветами. Каждый день что-нибудь готовила – его любимое, изводя дочиста ту небольшую пенсию за Морозова, на которую жила.

Потом одумалась… С чего она вдруг взяла, что Саша приедет? Сама себе дивилась! Наконец поняла: не приедет. Не простит. Никогда. Неужто так и вековать теперь одной, ничего не зная о самом любимом и дорогом человеке на свете, о родном сыне?