В молекуле от безумия. Истории о том, как ломается мозг

Трудно представить, чтобы «Честный Эйб», президент, который славился невозмутимостью, вел себя подобно разъяренному быку. Один из сотрудников Белого дома позже говорил, что «никогда не слышал от него никаких претензий». Другие люди, работавшие с ним в бытность его президентом, считали, что «он обладал ровным характером, никогда не показывал недовольства». Поэтому большинство людей представляют себе Линкольна таким же непоколебимым, как статуя, установленная в его мемориале в Вашингтоне. На протяжении практически всего времени своего пребывания в Белом доме он придерживался именно такого образа действий.

Однако те, кто знал Линкольна до президентства, были знакомы и с другой стороной его характера. Его первый юридический партнер писал, что «сколь велико было его добродушие, столь велика была и его ярость»[125]. Другой его коллега вспоминал, что «ему ничего не стоило ударить человека кнутом». Временами Линкольн казался «таким разгневанным, что выглядел как Люцифер в безудержной ярости».

Осенью 1858 года Линкольн баллотировался на пост сенатора от штата Иллинойс. Его соперником был Стивен Дуглас, занимавший тогда этот пост. Напряженность между кандидатами была так сильна, что, когда они согласились принять участие в политических дебатах, публика собралась не столько ради политической дискуссии, сколько для того, чтобы послушать обмен колкостями. На протяжении первых трех раундов Линкольн выглядел величественным и спокойным. Он был вежливым, рассудительным и держался как подобает сенатору.

А потом все изменилось.

В ходе четвертого раунда кандидаты поспорили, поддерживал ли Линкольн войска в период недавней войны Америки с Мексикой[126]. В поисках кого-нибудь, кто мог бы поручиться, что он поддерживал солдат, Линкольн окинул взглядом участников и узнал среди них сторонника Дугласа, с которым они вместе заседали в конгрессе. Указав на него пальцем, Линкольн приказал ему свидетельствовать в свою пользу.

Однако, прежде чем бывший коллега успел хоть что-то сказать, Линкольн схватил его за горло и поднял вверх. По словам одного из очевидцев, Линкольн тащил этого мужчину «как котенка». Ноги его волочились по полу. Зубы стучали. Длинные пальцы Линкольна как удавка сдавили шею бедолаги, сминая белый воротник его пиджака. У многих присутствующих возникла мысль, что вместо обычных политических дебатов они могут стать свидетелями убийства, совершенного в состоянии аффекта.

Наконец один из телохранителей Линкольна освободил шею жертвы от захвата. Мужчина опустился на пол, тяжело дыша. Удивление толпы сменилось смехом, как будто то, что они увидели, было заранее подготовленным представлением, а не проявлением неконтролируемых эмоций. Линкольн продолжил приводить свои аргументы, демонстрируя то же спокойствие, что и во время предыдущих раундов.

Объясняя вспыльчивость Линкольна, его коллега-юрист однажды сказал, что «когда человек, великий умом и телом, выходит из себя, его ярость проявляется во всем, чудовищная и неистовая». Однако его коллега не подумал – вернее, даже не мог предположить, учитывая уровень развития науки в то время, – что эта ярость могла быть спровоцирована на биологическом уровне молекулярным захватчиком. Всемирно известный врач и историк медицины Норберт Хиршхорн считает, что в моменты неконтролируемого гнева мозг Линкольна мог находиться под действием препарата под названием «голубая масса»[127].

Впервые эта идея пришла в голову Хиршхорну, когда он читал исторический роман Гора Видала «Линкольн». В этой книге Видал описывает случайный разговор хозяина бара с работником аптеки, расположенной недалеко от Белого дома. Подвыпивший аптекарь хвастается своими знаменитыми клиентами. «У него кишечник плохо работает, – говорит он о Линкольне, – вот мы и снабжаем его голубой массой»[128].

В 1990-х годах большинство врачей уже не знали, что такое «голубая масса». Это средство давно исключили из фармакологических справочников и убрали с аптечных полок. Оно не продается вместе с витаминами. Но Хиршхорну, который к тому моменту уже собирался на пенсию, это название было знакомо. Он слышал его 50 лет назад, когда учился в медицинской школе. И он помнил, что основным ингредиентом «голубой массы» была ртуть.

Ртуть завораживает. При комнатной температуре и нормальном атмосферном давлении она текуча, как вода. На этот фокус не способен ни один другой металл из периодической таблицы элементов. Если отделить небольшой кусочек ртути от основной массы, он превратится в дрожащую бусинку. А если ее слегка подтолкнуть, она покатится по плоской поверхности, как капля воды. Золото и платина прекрасны в статичных формах, но мистическая притягательность ртути заключена в ее подвижности, в том, как она заставляет нас сомневаться в законах физики.