В море, на суше и выше...

— Ну, что ты, Полкаша... Живем брат... Весна...

Гулкий стук каблучков метался под аркой. Отражаясь от кирпичных стен быстрым эхом, тонул в колодце московского двора, на середине которого недвижно сидела собака.

Глаза ее были устремлены вверх. Серое мартовское небо застыло в ее просящем, немигающем взгляде. Она сидела так вторые сутки. Ни угрозы, ни уговоры жильцов никакого действа на нее не возымели. Если бы не изредка вырывающиеся вздохи, ее можно было принять за изваяние. Ночная изморозь блестела на ее черной шерсти серебренным бисером.

Но вот стук каблучков вырвался из кирпичного туннеля и через мгновение замер рядом с сидящей собакой. Это была Ленка. Не обращая внимания на соседей, глазевших из окон, она опустилась перед Полканом на колени и положила голову на росный загривок. Так они побыли какое-то время. Потом Ленка обняла Полкана за шею и сказала:

— Врачи утверждают, что есть надежда... Я думаю, все будет хорошо.

И поцеловала Полкана в прохладный и чуть влажный нос.

— Надо ждать, Полкаша... Надеяться и ждать...

Положив свою маленькую красивую ладонь на нос собаки, она также некоторое время смотрела в холодную синь мартовского неба. От ладони пахло апельсинами и чем-то приторным и непонятным.

— Пойдем... Он тебя услышал...

Полкан шевельнулся и встал. Его лапы мелко дрожали. Понурив голову, он пошел за Ленкой.

У самого подъезда, его чуткие уши услышали насмешливые голоса.

— Смотрите, Лепка, нового кобеля повела...

Полкан остановился и кротко взглянул в небесную даль.

— Прости, прости им, Господи! Прости!... Ибо не ведают, что творят...

г. Рига. Весна 1998 год.

Черная полоса

— Жив ... Я живой! ... Живой! ...

С вот таким криком с третьего яруса каютных коек на палубу рухнул Андрюха Шаров. Ощупав свое тело, он очумело посмотрел в сторону двух узких прорезей, в которых, как в склепе, лежали его собратья-подводники, КГДУ-первый Эдуард Филин и командир БЧ-4, РТС Борис Киселев.

Но их лица были спокойны. Глаза из полумрака смотрели с товарищеской мягкостью, а позы напоминали патрициев в римских термальных банях.

— Живой! — Андрюха с дьявольской улыбкой похлопал себя по лицу.

— Ну, живой, — апатично отозвался Филин, — а толку! Где этот, твой начинающий лейтенант? Ты ему зад скипидаром помазал перед тем, как дать задание? ...

— Он живой. А мы? ... Ты чувствуешь, Шар, как смерть уже вцепилась в мое пересохшее горло?!

И Киселев слегка застонал.

— Да не стони ты! ...

Шаров грузно сел на край нижней койки.

— Меня только что, чуть не закопали ...

— Кто? — Филин свесил голову со второго яруса и посмотрел на Киселева. — Боря, это ты пытался закопать Андрюху?

Но Киселев только дернул ногой, высвобождая штанинину брюк РБ из-под распластанного зада Шарова.

— Наш начштаба и старпом... — тихо и обреченно произнес Андрей. — А вот, какая падла гвозди забивала, я не видел, был под крышкой...

— Где ты был? — полюбопытствовал Киселев.

— Под крышкой… — почти шепотом выдавил из себя Андрюха, и в ужасе похлопал себя по ляжкам ног. — Представляете, меня нашли мертвым... То есть не совсем мертвым... в какой-то грязи...

— Где тебя нашли? — опять переспросил Киселев.

— В грязи ...

Шаров это слово произнес так мягко и задумчиво, что всем показалось, что слово «грязь» так звучать не может.

«Это, наверное, была все-таки не грязь, а жижа, или же грязь, но очень маслянистая», — подумал про себя впечатлительный Филин.

— Я лежал навзничь... С открытыми глазами... Я был недвижим... А эти двое подошли ко мне и без всякой жалости....

— Кто — «эти двое...»? — уже более участливо переспросил Киселев, глядя на бледное лицо друга, сидевшего в ногах.

— Начштаба и наш старпом... — эхом ответил Шаров.

— Эти мо-огут... — послышалось утверждение сверху.

— Андрюха, что ты нам «горбатого лепишь»? То-то он лейтенанта, как на тот свет послал... Теперь сдохнем, не дождавшись! Сам, как с того света с койки рухнул... Теперь он нам страшилки втюхивает!...

— Это не страшилки... Это вещий сон... — как из колодца, донесся голос Андрюхи Шарова.

Лежащие друзья поняли, что их собрат находится не только в полной послеотпускной депрессии, но и в глубоком провале нарколепсии. А это уже беда. Она связана не только с труднопреодолимыми приступами сонливости, но и утратой мышечного тонуса. И срочно нужен антидот. За ним и послали молодого лейтенанта, но он канул в вечность.

Из уважения к другу, возлежавшие попытались изменить позы на более примитивные, но они оказались донельзя неудобными. Пришлось опять вернуть свои тела в гуманный римский ренессанс. Потому как прогрессивное человечество в лице КБ, спроектировало эти испытательно-спальные места до такой степени скромно, что другой части прогрессивного человечества, в лице подводников, ничего другого не оставалось, как-либо спать «по стойке смирно», либо бодрствовать вычурно, по-римски.

Наблюдая за утухающим другом возлежавшие участвующе подбодрили:

— А-аа-а... — не сговариваясь протянули они.

— Интересно, интересно... — добавил кто-то из них.