В море, на суше и выше...

А вот оперативный, видите ли, хотел, чтоб корабль дернулся, полетел, понесся, опознал, остановил, осмотрел, задержал и сопроводил. Чтоб флаги развевались, зеленые огни, ракеты и предупредительная стрельба. Чтоб дырочку для ордена. А лицо, простите, вареньицем? Прямо на якоре, даже не играя тревогу, сбросили на воду «Нырок» с громко матерящимся замом и четырьмя оболтусами. Катер, против ожидания, сразу завелся, так что зам напрягался авансом. Почапали на перехват. Естественно, не рассчитали и пришлось догонять. Повыть слегка сиреной и помигать прожектором. Остановили токаря-судоремонтника 6-го разряда, который на своей моторке поставил волговский движок. Токарь ехал на рыбалку, имел крайне смутное представление о лоции, навигации и госгранице и был сильно пьян, а потому выражался крайне непочтительно. Ну, что с ним делать? Пожурили слегка, слили бензин и даже весла в уключины вставили. Вежливый зам показал рукой направление на бухточку. Заставским сообщили, что погреб, родимый, к ним. Пожелали счастливого плавания... Но бензин-то перекачали к себе. Механик говорил потом, что это не горючее, а ослиная моча, и непонятно как это работало у токаря. Короче, через кабельтов хода с довольными мордами моторчик зачихал, закашлял и остановился. Намертво. Из темноты за кормой долетал злорадный мат мстительного многостаночника. Но чинить разборки на веслах, согласитесь, несолидно. Саламин двадцатого века... Плюнули и погребли к кораблю. Раскладными алюминиевыми веслами (ты бы еще вилки взял...). Под килем — ровно три метра. Наша переносная пограничная связь, посмотрев на это дело, тоже захандрила и начала работать только в одну сторону. Зам орет командиру, что мол, двигатель вышел из строя, гребем, тля, а тот ему отвечает прожектором. Добро. Длинный, два коротких. Что же я, мол, могу еще сделать? Глубина... Через часик галерства зам понял, что течение сильнее его викингов. И взмолился последними электрончиками из батареек рации, помогите, мол, не выгребем. И командир, бегло прикинув финансовые последствия энэсэса (на другие ему давно было наплевать), снялся-таки с якоря и одной машиной пошел выручать свою скорлупку, чиркая кромками лопастей по граниту материкового щита...

— Чтоб я еще раз дернулся ?! — сказал командир потом в тесненькой кают-компании, — да хрен им всем в ...!!! И так все хорошо видно. А еще и регата, яхты эти уродские... Яхты — это жизнь!!! Для кого?! Может, и Джек Лондон хороший писатель?! (Ну, это явный плагиат...) Яхты, мать их!!! Какой там осматривать?! Их бы сосчитать все... — и тихо, чуть погодя, добавил заму, — Я скоро срать совсем перестану. Очко — иголку не просунешь...

Летними ночами над этим заливом в воздухе вьется куча какой-то мелкой насекомой шушеры, вахтенный сигнальщик лениво отмахивается от нее руками. Прямо под ним, на ГКП, тащит якорную вахту молодой современный штурман — спит, гад, в командирском кресле. Ему снится, как его училищный однокурсник на далеком Севере, высунув язык, старательно выводит на трафарете свою новую кличку — «кэнг», и штурман улыбается во сне. Затем ему сниться мягкий кожаный салон BMW-736, и штурман бесстыдно роняет слюни на зеленый экран РЛС, по которому бегает веселый лучик, моргая сполохами на островах, островках, островочках... (см. выше). Здесь же дремлет молодой вахтенный метрист, которому назначены контрольный пеленг и дистанция, время плановой побудки штурмана и условие неплановой — если кто-то поползет по трапу на ГКП... На палубу ниже механик дремлет в каюте, принюхиваясь к корабельным запахам. Командир и зам играют в кают-компании в гусарский преф. Игру, естественно, опошлили — играют на сигареты. Кому в море нужны деньги? А еще ниже вахтенный радист играет в другую интересную игру: «очко Пиночета». Играет с семью коллегами и мичманом Пиночетом, начальником приемного центра, который сидит на берегу и отвечает в бригаде за радиодисциплину. Смысл игры состоит в том, что двое радистов, используя индо-монголо-цыганский язык, прыгают по частотным каналам, разрешенным, запрещенным, запрещенным строго и строго-настрого, затаиваясь на тех, куда за ними прибегает злобный чилийский диктатор. Так скачут четыре пары. Стоит только Пиночету объявиться на каком-либо из каналов, чтобы наказать нарушителей, его немедленно посылают поочередно страшными голосами в очко, сразу вслед за этим ныряя на заранее договоренную нычку. Но можно и нарваться на Пиночета в засаде. Поэтому не угадаешь. Годки просто чувствуют напряженное мичманское ухо на новой частоте. И вдруг начинают здесь работать по всем правилам, бегло отрываясь по второй радиостанции. «От курвеныши», — бормочет Пиночет, ухмыляется, и снова ищет негодяев ручкой настройки. Главное — как можно чаще посылать мичмана, но так, чтобы тебя не узнали. Какие там позывные... Между прочим, для радистов, которые месяц шесть через шесть, это — единственный способ не заснуть на вахте.