Чуть дальше в корму мирно тарахтит дизель-генератор, и вахтенные бойцы БЧ-5 играют на пульте в дурня, на щелбаны. Нет, положительно, офицер по-прежнему морально на высоте.... А еще дальше, в своей каюте, упираясь жопами в транец, двое старшин-срочников жарят яичницу в большой сковороде на ТЭНах. Чуть позже сюда неожиданно нагрянет чуткий мех и утащит, мать-перемать, уже готовую яичницу в кают-компанию. Бакланству — бой.
Что там еще ниже? Водичка плещется. Ну, не линкор, блин, у нас...
Вы когда-нибудь видели веселую пьяную толпу, бредущую под утро с шумной свадьбы? Знаете, с гармошкой и песнями... Вот примерно так же и тащится по заливу куча яхт очередной юбилейной регаты. Пьяненькими разрозненными группками, обползая острова и мели, по заранее определенному маршруту. Вползают в наши воды, покрутятся, и — обратно. Днем и ночью. Энтузиасты... И пограничный экипаж, причитая и постанывая, снова снимается с якоря, чтобы носиться без отдыха узкими и мелкими межостровными проливами, чтобы опознавать, считать, орать, докладывать, осматривать, помогать, объяснять и морячить, морячить, морячить...
— На яхте!!! Спустить паруса, лечь в дрейф!!! — орет зам по трансляции верхней палубы, — поднимите руку, если поняли!!! Поняли...
Кораблик малым подходит к отбившемуся от стада круизеру, зам один спрыгивает на яхту. На борту пятеро немцев, один восточный, потому и поняли. Вернее, догадались... Документы в порядке, но разряжены аккумуляторы. Ни света, ни связи, и дизелек только место занимает. Пока мех, мать-перемать, запускает Гансам движок, зам оттачивает знание английского. Он просит закурить. И ивен не закурить, плиз, а покурить. Всей, сорри, кают-компанией. Немцы радостно соглашаются, и предлагают три сорта сигар, блок легкого «Мальборо», упаковку черного трубочного и даже пачку жевательного. Обалдевший зам кричит командиру, что не знает, что и выбрать....
— Итс олл зе сэйм!!! — орет сверху командир, перекрывая грохот главных, — Уже од-но-х...-ствен-но!!! Ик...с..къ-юз-ми-и!!! Монопенисуально!!! Все бери, пока даю-у-у-т!!!
Зам с мехом и со смехом залазят обратно, а повеселевший круизер, подергивая одновинтовой задницей, бросается догонять своих. Беги, беги.... Жизнь, понимаете ли...
Сирень
Эту историю мне рассказал старший старый (наоборот) мичман Витя. Его байки выстроены примерно по одной схеме (он же военный), но зато они обо всем. «Думаешь, я завидую офицерам? — сказал он мне при знакомстве, — чтобы срать из-за каждой железки на погонах? — и протянул руку, — Витя».
Так как полностью передать на письме все интонационные и смысловые издевательства этого человека над собеседником нет ну никакой возможности, в тексте иногда встречаются его оригинальные вставки, которые являются неотъемлемой частью истории...
Сирень. У нас на Питере она распускается в начале лета, так как вторая столица все-таки столица северная. Ранним летом над Балтикой полыхают белые ночи. И вот однажды кропотливая трудовая пятница, кончаясь такой вот белой, прозрачной ночью, плавно перетекла в субботу (ничего, конечно, удивительного), а суббота эта в бригаде (весь флот почему-то говорит «на бригаде», хотя это по-нерусски, но у флота много веселого за душой) пограничных кораблей МЧПВ (Мы Часто Пьем Водку), была рабочая.
Прислуживающие, служащие, служивые и разгвоздяйствующие в таком именно порядке лениво тянулись на службу, пропихивая свои тела через узкое горлышко КПП и, хочешь-не хочешь, попадали прямо на кромку строевого плаца бригады — по-другому, сам понимаешь, не пройти.
Там, в левом верхнем углу плаца, нависал над муравьиной струйкой заспанных военных не кто иной, как начальник штаба Хохлов (да нет у хохлов такого штаба, это просто фамилия). Капитан 2 ранга. Он проверял.
Вот так сразу на вопрос: «Что проверял?» — не ответишь. Самый полный вариант — «Все». Проверял все. Но что интересно — отодрав того за форму одежды, этому вставлялся чоп (Как это куда? Куда человеку можно вставить? Чоп?) допустим, за вчерашний суточный план, выкраденный для НШ минувшей ночью с корабля специально подосланным офицером. Следующий выслушивал пространное восклицательное предложение относительно подчиненного личного состава. То есть НШ, как любой хороший поэт, не повторялся.
Так и тянулся людской поток, приходя после встречи с Хохлом в соответствующее рабочее состояние и забывая про погубленный выходной. Некоторые даже были благодарны ему за подъем жизненного тонуса, так как за давностью лет на службе потеряли вкус к другим методам личностного оживления. Часть штабных по пути отсеивалась в курилку. Хохлов косился на них, но при плавсоставе дрючить не стал.
И был, как всегда, один человек, которому НШ сильно мешал. Так всегда бывает. Инженер электромеханической службы («масленок», вроде и невелика птица, есть еще начальник службы и его зам, но — офицер управления и может построить любого бэчепятого) дико страдал только-только начавшимся похмельем, в котором кроме самого состояния еще есть намек на желание просто продолжить.