В начале было больно

Итак. Представим себе светский раут. На Вас – безукоризненно белая фрачная пара, и вдруг Вы замечаете на лацкане чёрную, довольно заметную соринку. Нужно очень не уважать себя в искусстве, чтоб не откликнуться на вероломство случая и не сдуть её, не стряхнуть, не избавиться от этого безобразия. Но неужели оно настолько значимо? Неужели причиняет нам такое сильное неудобство, что безотлагательно приводит в движение сложнейший механизм ответной реакции? Да, мы на рауте. Мы принимаем некие правила, подразумевающие идеальное состояние нашего платья. Мы полны благостных намерений и уважения к себе и окружающим! Но намерения не объясняют причинность поступков. А если это не раут, а нечто совершенно не обязывающее к высоким свершениям? Городской автобус, например. А на рукаве пальто – эта чёртова соринка. Сдуем ведь. Просто потому, что раздражает. А кого не раздражает, тот не сдует. Вы же не станете отрицать, что нечто подобное произошло и с Вами при обнаружении соринки, изображённой на обложке этой книги? Так что же и почему вызывает такие реакции? Что нас выводит из зоны психологического комфорта, и заставляет экстренно принять меры для возврата в неё, или оставляет равнодушным, не провоцируя никаких мер?

Или взять простые трусы и бюстгальтер! Чем таким особенным они отличаются от купальника, что принуждает женщину на пляже строго блюсти их целевое использование. Ведь ровно те же полтора грамма ткани! Та же, в общем-то, плотность и тот же покрой! Только не нужно говорить о функциональном различии. Оно не критично. Дело в обыкновенной стеснительности или стыде. Бельё плотно надето на ассоциацию «трусы – трусики – эротика – интим – публичность – мораль». Нарушение этой цепи вызывает психологическую травму. То есть, опять же выводит из зоны комфорта. Но что выводит? Какая такая сила?

Или вот ещё. Мы проходим некое тестирование, и нам предлагают продолжить ряд чисел «20; 22; 24; 26…» Мы легко находим отчётливую закономерность и ей во славу дорисовываем «28». И это правильное решение. Хотя, правильным оно будет и с любым другим числом, потому что нам предложили просто продолжить ряд, а не продолжить его сообразно видимой логике. Если бы вместо «28» мы дорисовали «228», то появилась бы всего-навсего новая логика, новая закономерность, но решение бы удовлетворяло условию задачи. Мы остались в своей зоне комфорта, что и определило наше поведение. Но и тот, кто ею пожертвовал, раскусив подвох в задаче, на самом деле, ничем не жертвовал. Его зона комфорта и не менялась, так как она изначально была привычкой нестандартного мышления.

Во всех приведённых случаях срабатывал один и тот же стимул, обеспечивающий различие в принятии решений. Стимул этот способен заставить нас в ответ на услышанную фальшивую ноту выстрелить в пианиста; он направляет религиозного фанатика и рядового обывателя; он руководит усердием наркомана и любовника, учёного и маньяка. Любое прямое или опосредованное действие человека ведомо этим стимулом. Так что же он такое, заставляющее нас покидать свою зону комфорта; возвращаться в неё или удерживаться в ней; осмысленно или бессознательно усложнять и упрощать её?

Размышления на этот счёт психологов и этологов сразу отнесём к упражнениям, отвлечённым от темы, ибо они, вскрывая причины поведения человека, наглухо молчат о причине этих причин. Так же поступим и с поднявшим на знамёна голую физиологию бихевиоризмом, за что и получившим заслуженное место на свалке. Да и нейронауки, и все пласты биологии, догрызшие человека до «корпускул», так и не удовлетворили нас ответом. Но она не может не быть, эта таинственная сила, владеющая человеком, коль все другие не то, что не коснулись, а даже не видят ещё дна причинно-следственного океана. Продолжим же поиск! И да сделается слух наш нечутким только к скептическому хохоту Демона Лапласа!

Всякий младенец, хоть недолго живший в Петушках и ожидавший там приезда своего московского папы, знает (кроме буквы «ю»), что такое ноцицептор. Ночью разбуди – выпалит безо всяких справочников: «ноцицепторы – это болевые рецепторы, стимуляция которых приводит к возникновению боли. Они представляют собой высокопороговые сенсоры различных (химических, термических, механических и др.) повреждающих факторов. Уникальная особенность ноцицепторов, которая не позволяет отнести их, например, к высокопороговым терморецепторам, состоит в том, что многие из них полимодальны: одно и то же нервное окончание способно возбуждаться в ответ на несколько различных повреждающих стимулов»