В начале жатвы

— Нет, братец, детей ты у меня туда не возьмешь, — еще грознее сказал старик. — Я был один сын в семье, у меня то же самое один сын, а это его ребятки. Не отпущу от себя свою плоть. Выращу! Еще лучше, чем в твоем детском доме! И больше не приходи ко мне с этим, братец, — и с лопатой в руках он вдруг загородил дорогу к погребу.

Председатель сельсовета и милиционер переглянулись. С лица милиционера не сходила мальчишеская важность, председатель же вдруг совсем ласково улыбнулся, не отрывая своего взгляда от глаз старика. Подошел, похлопал по плечу, сказал примирительно:

— Ничего, дед, не сердись. Силой никто от тебя детей не возьмет. Просто хотели помочь. А если очень уж будет тяжело, заходи в сельсовет, хоть чем-нибудь да поможем. Ну, спасибо, товарищ Соколовский. Пошли! — и первым как-то неуклюже зашагал к грузовику.

Когда грузовик двинулся дальше по улице, Якуб развесил на солнышке сеть. Потом позвал старую Авдулю, хотя с молодых лет не любил ее за чрезмерно длинный язык. Та вскорости явилась с корытом для стирки белья. Якуб достал из тайника кусок хозяйственного мыла, сказал, отдавая:

— Постираешь белье и побудешь с детьми, я всю ночь работать буду.

Внутри у него все кипело. Чтобы от него да забрать внуков! И когда — теперь, когда жизнь налаживается! Нет уж, не дождутся! Если что, так он и более высокое начальство разнесет. Видишь ты их, загорелось — в детский дом.

Дети уже знали о стычке, и старший похвалялся Авдуле:

— А наш дед за лопату, да как крикнет на них, так они, бабка, бежать.

— Наш дед как даст им, так они будут знать! — уверенно отозвался средний.

Младший только хлопал глазами да воинственно сжимал кулачки.

Взволнованный, разгоряченный, Якуб зашагал к Днепру. Здесь, в затоне, поднял со дна затопленную прошлой осенью лодочку, долго тянул ее по лугу на сухое место. Конопатил паклей, плавил смолу. Делал все по хозяйски солидно, сдержанно, без излишней торопливости. На окаменевшем лице уже не было видно ни волнения, ни растерянности. «И чего я на них разозлился? — думал он. — В конце концов, люди делали свое дело». И теперь он был уверен, что больше за детьми к нему не придут. Вырубив из доски весло, он вскоре плыл по Днепру, посматривая на сеть, лежавшую на дне лодки.

Начиналась теплая апрельская ночь. Было самое половодье на Днепре. Прибрежные заросли лозняка затопило, торчали только верхушки наиболее высоких кустов. Пахло молодыми липкими листочками. Совсем не слышно было взрывов, только в небе, далеко отсюда, загорались и сразу гасли ориентировочные ракеты. Порой чуть ли не над самой головой пролетали дикие утки, и старик слышал упругий свист крыльев. В полноводном Днепре качалось звездное небо. О недавних посетителях старик совсем забыл, усердно работая веслом. Только иногда думал о сыне. А может, еще и объявится? Думал и о рыбе. Рановато выплыл с сетью, это через неделю будет в самый раз.

Плыл к крутому берегу, под которым густо росла лоза. Выбросил сеть возле первых кустов, долго и упорно бил по дну шестом. А когда вытянул сеть, она оказалась пустой. Впервые захотелось закурить. Но он отогнал прочь эту мысль. Огромный куст торчал впереди из воды. Сеть была длинная — ведь он сам ее делал. Старик начал закидывать ее почти возле самого обрыва, потом она отгородила от реки большой куст, забелела поплавками вдоль прошлогоднего тростника и снова подошла к обрыву.

Ногам и рукам было холодновато от воды, а лицо вспотело. Якуб работал шестом изо всей силы, продираясь на лодке через кусты. Шест бренчал железками по дну. Наконец дошла очередь и до огромного куста. Здесь шест уже еле доставал дно, но старик бултыхал им по-прежнему заядло. Повернув лодочку, подобрал доску-поплавок, неторопливо стал выбирать сеть. И вдруг — затрепетало. И раз, и другой, и третий. Окуни! А потом щука. И снова окуни. Он брал их холодными руками под жабры, вытаскивал из глазка, бросал на дно лодки. Щуку, с килограмм весом, он все же некоторое время подержал в руке. Хотя вода и большая, но рыбу ловить можно было. Подумал, что там, возле пожарища, его ждут малыши, и начал перебирать сеть, чтобы снова закинуть. Посмотрел на воду, которая неслась вдаль, освещенная звездами, на кусты, на чистое, как хорошее стекло, небо и пожевал губами: это же он на Днепре!

Утром старая Авдуля долго и горячо убеждала Якуба поехать в город на базар и выменять там рыбу на хлеб. Но он никогда не занимался такими делами, считал их оскорбительными для себя и только сердито махал рукой, не зная, как отвязаться от старухи.

Ни из сельсовета, ни из милиции никто больше не приходил. Малыши были одеты хотя и в старенькое, но во все чистое. Он сам готовил им еду, вместе с ними собирал первый щавель на лугу, ходил доить в соседский двор корову. По ночам все его внимание было нацелено на рыбу. И все время ждал и ждал вести от сына. Так прошел год. Война кончилась, и жителей в деревне увеличилось, может, раз в десять, так как многие вернулись, а о сыне никакой весточки.