В наши дни

С утра пригрело поднявшееся солнце. Невольный проводник пульманов задремал, приклонив голову к торцовой вагонной стене. Несмотря на неудобство, сон взял свое. Проснулся Аркадий Павлович от толчка и громкого лязга столкнувшихся буферов.

Поезд остановился на полустанке-разъезде, судя по названию, еще находящемся за пределами старой советской границы.

На невысокой платформе, в отдалении от состава, толпились местные жители. С нескрываемым интересом они смотрели на странного человека на тормозной площадке. Аркадий Павлович расстегнул пальто и хотел было сойти на междупутье, но оглушительный долгий свисток паровоза остановил его. Мимо, в обратном направлении, устрашающе громыхая, замелькал воинский эшелон. Он проносился с такой скоростью, что просветы меж вагонов и настежь растворенные двери теплушек сливались в полупрозрачную полосу. На крыше последнего вагона был установлен направленный стволом в небо пулемет. Два красноармейца сидели возле него. С тормозной площадки Аркадий Павлович смотрел им вслед до тех пор, пока идущий к передовой поезд не скрылся из виду. Но не прошло, наверное, и пяти минут, как снова послышался паровозный сигнал и в западном направлении на всех парах опять промчался военный состав. На открытых платформах на фронт везли пушки, машины с фургонами, полевые кухни.

Да, война уже шла. К границам направлялись новые силы, которые должны вступить в бой и остановить врага.

Мимо прошагал главный кондуктор. От него Аркадий Павлович узнал, что за ночь они едва ли проехали с полсотни километров. Их пустили по боковой дороге, но оказалось: теперь и по этой линии шлют военные поезда. Эшелоны с войсками придется пропускать на всех станциях.

2

На четвертый день войны, изрядно изголодавшийся, он наконец приближался к первой узловой станции на пути от оставленного им города.

Лишь замелькали стрелки расплывающихся вширь стальных путей, как стали видны воронки. Черная станционная земля была словно взвинчена гигантскими штопорами. На исковерканных рельсах громоздились еще не убранные железные скелеты товарных вагонов. Тут же догорал их уничтоженный огнем груз. Сизый дым, стелясь над путями, распространял смрадный запах. Вероятно, станция подвергалась налетам уже не однажды.

Проплыл мимо двухэтажный блокпост с разбитыми стеклами. К стенкам депо жались вагоны, крест-накрест прошитые пулеметными очередями.

Поезд встал на одном из дальних путей. Сейчас же появился сцепщик. Прогромыхали сброшенные с крюков петли у тормозной площадки, и паровоз, дав свисток, потащил за собой переднюю часть состава.

Захватив чемодан и пальто, Аркадий Павлович направился к станции. Преодолевая рельсы, обходил ожидавшие отправления поезда, не без риска пролезал под вагонами.

Ближе к вокзалу, один против другого, стояли воинские эшелоны. В раздвинутых настежь дверях виднелись нары, а на них натруженные ступни спящих без сапог бойцов. Свесив ноги над рельсами, сидели на вагонном полу или стояли, опершись на доску, служившую барьером, те, кто не спал. Напротив в теплушке, будто в зеркале, теснились такие же свежие, розовые ребята в новеньких гимнастерках. Меж теми и другими шла ленивая перекличка.

— Откуда, пехота? — кричали с одной стороны.

Другие отвечали и так же интересовались, с какого края страны едет артиллерия.

Кто-то намекал на военную тайну, острил:

— Откудова едем, там нас уже нет.

Подзадоривали друг друга:

— Давайте вперед, встречайте таночки!

— Будьте покойнички, встретим, царица полей! — отвечали артиллеристы и громко, беспричинно гоготали.

Они были веселы, эти парни из воинских поездов. Балагурили и смеялись, будто собрались на гулянку. Глядя на них, Аркадий Павлович думал о том, что им сейчас примерно столько же лет, сколько было ему, когда в действующей армии началось братание с солдатами кайзеровской армии. И вот снова немцы!.. Нет, эти ребята с гитлеровцами брататься не станут.

Меж тем один из эшелонов тронулся с места. С нар повскакали те, кто на них лежал, и столпились в пространстве дверей. Кто-то, заложив пальцы в рот, пронзительно засвистел, кто-то крикнул: «Пока, батя! Не скучай!..» Аркадий Павлович снял кепку и стал махать уезжавшим. Но этот идущий от души жест вызвал в эшелоне лишь громкий хохот. Видно, он был смешон тут в своем коверкотовом костюме, с пальто на руке.