В недрах ангелы не живут

Меня посетила мысль, как усилить оболочку. Я нарезала ядовитых нитей и вернулась в пещеру, Андромеда недоуменно заплывала вперед и давала понять, что мне надо возвращаться к дирижаблю, к афалиям, в свой мир, но я упорно оплывала ее, неся охапку спасительных нитей. В пещере со Знахаркой я пропустила их между камней для снятия яда, камни кипели, а капли кислоты стекали вниз в золотую миску. Ее я сделала сама, долго и нудно расклепывая огромный самородок кувалдой, в скульптурной мастерской. Пару заплывов еще за снопами водорослей, получила длинные, витые веревки. Для этого я пригласила трех саламандр, одна держала в зубах конец и вращалась вокруг себя под водой. Я добавляла нитей, затем, взяв другую, свили другую бечевку, далее третью, потом соединили их вместе. Саламандры крутились в обратную сторону, словно вальсируя в трио, свивая толстые веревки. Пару циклов ушло на изготовление сети.

На сей раз незаметно уйти не получилось, целая эскадра во главе с Андромедой сопровождала меня в пучину. С помощниками я быстро управилась, перекинув сеть через воздушный мешок, потянув скопом за концы, мы ужали мех до метра в диаметре при длине шесть. А было всего два с половиной, тогда распустили снова, сделав небольшой хоботок для приема мелких шариков, вставляя их по одному, затем перевязав хохолок, проталкивала далее внутрь. И так повторяла до тех пор, пока мешок не превратился в огромный шар. Саламандры сновали вокруг с бешеной скоростью, доставляя то шарики, то камни, то кислород с соплями, их эта работа просто восхищала, убеждая меня о большом интеллекте и их развитии. Появившиеся камелии не решились на атаку, покружив минут пять в ста метрах, ушли восвояси. Снова сеть накинута, и, начиная с середины, потихоньку стали поджимать ее, сбрасывая часть балласта из-за потери объема. После муторной работы шар превратился в дирижабль, около двух в поперечнике и семи метров длиной, в середине висел груз, немного позади расположились ремни-ложе для моего удобного размещения.

Снова мелкая незадача: листья лилий и многочисленные нити-ветви шариков мешали прохождению наверх. Вырезать их и делать окно я не решилась, так как в это окно могли прорваться вонючие газы, от которых слезились глаза, а саламандры не могли дышать жабрами, они периодически проскальзывали сквозь листву в чистые воды, там отдышавшись, возвращались назад.

Вдруг Андромеда принесла камень и насильно втолкнула мне в руки, я закрепила его в балласте, не соображая зачем. Вскоре снова она уже с подружками принесла еще. Дирижабль медленно пошел ко дну, выйдя из сплетений верхушек растений, по команде предводителя саламандры, уцепившись за веревки, поволокли его между толстых, но редких стволов куда-то в сторону. Вскоре мы выплыли к отвесной стене скалы, и я почувствовала живительную прохладу. Это потоки холодной воды опускались здесь, замещая поднимающую горячую воду. Саламандры как-то обмякли, стали вялыми, холод действовал на них мгновенно. Это сказалось и на дирижабле: веревки немного ослабли, и мы из последних сил снова подтянули их. Сбросила 40 килограммов балласта, поднялись на километр выше.

Поднималась параллельно вертикальной отвесной стене, которая блестела металлами, многочисленные вкрапления золота, серебра, меди прямо выступали из камня, располагаясь послойно в зависимости от глубины. Меня охватило возбуждение золотоискателя. Ведь там в Городе, мы искали все металлы в рискованной близости действующего вулкана, ворочая и осыпая тонны вулканической породы, а здесь вот так просто, бац киркой, и трехпудовый самородок в мешке, главное, не утонуть под его тяжестью. Хотя дно не так уж и глубоко, не как возле вулкана – целая бездна.

Прошли мимо растительного слоя и вышли на плато. Покинув холодные воды течения, цеппелин мой вновь стал напрягаться, сети врезались в мешок, но веревки достойно выдержали. Там, наверху, наружное давление упадет значительно, но и температура снизится тоже, что должно уравновесить нагрузку на сеть. Душа успокоилась, тем более еще не прошла эйфория исследователя. Оставив дирижабль под коралловым потолком, вернулась в пещеру к Знахарке, чтобы помочь закончить последний штрих на попе скульптуры – это моя родинка. Слишком свербело это желание с первого взятия в руки кисточки с кислотой, словно заноза в том же месте.

Возвращение

Почему возвращение блудного сына звучит иначе, чем возвращение блудницы? Даже если оба вели себя достойно.

Вроде уплывала за пару десятков километров, но всем было грустно.

– Я вернусь, обязательно вернусь! – произнесла я, стоя рядом со скульптурами. – Если восстановится популяция афалий, то и вы сможете вздохнуть спокойно.

Меня понесло, как на митинге. Моей речи вряд ли они понимали, но слушали, затаив дыхание, слегка подергивая хвостами, это их знак согласия. Хотя, учитывая тысячи циклов совместного проживания с самками афалиями…