В ней жила птица

'Хорошего, – ухмыльнулся мысленно Сокольников. – Ничего хорошего припомнить не могу. Измяла душу, как тряпку и ушла к другому. Или я сам себя измял. Неважно, с твоей же подачи'.

 -Наверное. Было.

Неожиданно подкатила жуткая обида на неё. Он вспомнил все свои переживания и страдания, которые в одно мгновение заполнили каждую клетку его тела. Заполнили словно ядом. Начали разъедать. 'Хватит на сегодня, вечер воспоминаний пора заканчивать'. Сокольников знал, что об этом пожалеет, и все же сказал:

– Очень тороплюсь. Мне действительно нужно по делу. Ждут в редакции. Снимал сюжет, а выдавать завтра. Рад был тебя увидеть.

Анечка рассмеялась, и что означал этот смех, наверное, не знала она сама. Во всяком случае, так показалось Сокольникову. Он пожалел гораздо раньше, чем думал. Испугался, но обратной дороги уже не было. ' Предположим, я останусь. К чему приведет этот бессмысленный разговор? Ни к чему. Сорвавшиеся с орбиты спутники целыми на Землю не возвращаются. Чушь, чушь! Причем здесь спутники?'

 -Ну, пока, – сказал он с лицом, приговоренного к виселице.

Захотелось на прощание прикоснуться к ней. Непонятно для чего. Но он этого не сделал, взял в охапку портфель, будто боялся разбить в нем что-то ценное, накинул капюшон Аляски. Дождь вновь перешел в крупный снег. 'Матрасы что ли на небе дерут?' Направился к трамвайной остановке и тут же провалился правой ногой в огромную лужу. Почувствовал, как вода проникает внутрь ботинка. Чертыхнулся, нелепо затоптался на месте и под воду ушел другой ботинок. Он ощущал, что ему в спину смотрит Анечка и смеется уже не беспричинно, а над его неуклюжестью.

Выбравшись из лужи, оборачиваться не стал. Ушел, значит ушел. Противно было и физически и морально. 'Ведь я ее больше никогда не увижу, – вертелось в голове. – Удача капризная дама, два раза предложений не делает. Капризная и пугливая. Размечтаешься о чем-то хорошем, никогда не сбудется, все получится наоборот. А не ждешь ничего доброго, нате вам, пожалуйста. Тут, главное не прозевать. Вовремя воспользоваться моментом. Но беда моя в том, что я никогда не могу сделать правильный выбор'.

По рельсам тяжело прогрохотал трамвай. Навстречу ему еще один. Встал на остановке, хотя нужно было идти к медцентру по Пятницкой улице до второго переулка.

 -Подожди, – раздался Аничкин голос совсем рядом, будто все это время она шла за ним по пятам.

 -Что еще?– неприветливо отозвался Сокольников, не зная радоваться ему или огорчаться. 'В самом деле, сколько можно прощаться!'

 -Ты хочешь её опять увидеть?

Сокольников не понял:

 -Кого?

На её лице появилось недоумение.

 -Камиллу в кимоно, конечно.

'На кой черт мне сдалась тетка в кимоно? Никого и ничего мне не надо, оставьте только в покое'.

Однако Сокольников этого вслух не произнес. Вздохнул, более остро ощутил сырой холод в ботинках.

 -Хочу, очень хочу. Только я не понимаю…

 -Тогда вот что, – взяла его за рукав Анечка. – Если сможешь, приезжай ко мне в субботу в Камышёвку. Я выходные на даче провожу. Воздух, тишина, покой. Помнишь, где дом находится?

Еще бы, не помнить… Когда её прогнал тот другой, говорят, среди ночи, полуголую, она спуталась с каким-то дипломатом. Дача у него была в Камышевке. Однажды Анечка напилась пьяной, и такой ее застал Сокольников в одной из комнат редакции. В теплой компании. Глянул на батарею бутылок, собрался уйти, но подруга Анечки его остановила. 'Девушка совсем никакая, оставлять её здесь нельзя. Ты один за рулем, отвези домой по старой дружбе'. 'Дружбе, – хмыкнул Сокольников, – когда это было и во что вылилась? На кой мне эта пьяная кукла, пусть сожитель и забирает'. Но он тогда еще любил Анечку, во всяком случае, считал так, поэтому сказал после недолгих колебаний: 'Тащите к моей восьмерке, справа от входа в телецентр. Буду через десять минут'.

По дороге в Железнодорожный, а Анечка жила именно там, она несла всякую чепуху. Сокольников был зол на себя за то, что согласился. Но где-то внутри жила подлая надежда на возобновление отношений. На подъезде к городу, Анечка заартачилась. 'Меня мать дома убьет. Ты же не хочешь моей смерти? Отвези в Камышевку. От станции поворот направо, по дороге через лес километров пятнадцать, в деревне пятый дом слева, прямо над рекой'.

 Сказала и отключилась. Сокольников долго глядел на нее со смешанными чувствами. 'А что, может быть, было бы и лучше, если б ты умерла'. Посмотрел карту, взял курс на Камышевку. Дом под зеленой андулиновой крышей нашел сразу. Вытащил смеющуюся Анечку, посадил на скамейку возле калитки. Ничего не сказал, резко взял с места и гнал до Москвы, не разбирая дороги. Спидометр иногда зашкаливало. Как ни странно, Сокольникова не остановили ни на одном посту ГАИ. С тех пор Анечку он видел крайне редко, пока она окончательно не исчезла с его горизонта.

 -Ладно, приеду, – неприлично быстро согласился Сокольников. – А муж?

 -Объелся груш. Так приедешь?

 -Сказал же.

Теперь можно было и погрубить. Анечка воззрилась на него острым, принизывающим взглядом. Да, да, птичьим. Эти птицы в ней часто менялись. Теперь это была, скорее, сорока.