В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 - 1930 г.г.

Едва выйдя из "Петухов", "Персей" натыкается на такую банку — не дном, конечно, потому что у нас сзади плывет "Джемс", а спереди на десятисаженной глубине висит якорь. "Джемс" — это необыкновенно остроумный прибор в виде деревянного змея, применяемый при плавании по плохо изученным морям. Он идет на лине за кораблем на определенной глубине, и если встречает грунт, то, ударяясь о него, всплывает. Если же скала будет спереди, то наш якорь ударится о нее и задержит корабль.

Что это предосторожность не лишняя, показывает пример Литке. В 1823 году, 19 августа, он подошел к Карским Воро там, увидал Карское море совершенно свободным ото льда — единственный случай за все четыре года его работы — и на правился в Ворота. Измеряя глубину через каждые четверть мили, Литке все же в семи милях к юго-западу от Кусова Носа налетел на банку. Мгновенно был сломан руль, попор чен киль, и, чтобы спасти людей, собирались рубить мачты, но ветер, продолжая ударять судно о банку, наконец, вынес его на глубокое место. Пришлось бросить всякую мысль об изучении Карского моря — судно оказалось сильно поврежденным.

Становище на южном конце Новой Земли

Бот А. Рослякова

Завещание А. Рослякова

Белый медведь спускается навстречу вельвоту

У мыса Желания

Подъём бревен на мыс Желания

Пролив Маточкин Шар

Недаром Литке пишет: "Не должно подходить к Кусову Носу без особенной надобности".

"Персей" благополучно прошел мимо Кусова Носа, и мы увидели на востоке совершенно свободное ото льда Карское море, этот "непроходимый ледник", как его называли в течение долгого времени.

Вот и губа Логинова, где мы будем стоять. Это широкий залив, уходящий на четырнадцать миль вглубь острова. "Персей" бросает якорь под прикрытием маленьких островов у входа в залив — сейчас сердитый норд-ост, но если хватит прямой зюйд-ост, то нам достанется.

На следующий день были назначены две экскурсии: одна на запад, в Никольский Шар, другая на восток, в губу Ка менку. Сюда пришел Пахтусов в конце августа 1832 года и, увидав, что Карское море безнадежно забито льдом, решил перезимовать в избушке, сложенной промышленниками. В "Дневных записках" Пахтусова день за днем описана эта зимовка. Избушка была чрезвычайно мала, тесна и сыра — вскоре на стенах выросла трава, и Пахтусов иронически пишет: "Однако мы не могли радоваться превращению избы нашей в оранжерею". Пахтусов и его помощники, несмотря на тяжелые условия зимовки — опыта полярных зимовок еще не было, — вели наблюдения, несколько раз совершали экскурсии для описи берегов, пренебрегая морозами и метелями. К весне, несмотря на строгий гигиенический режим, два матроса умерли от цынги. Летом 1833 года Пахтусову удалось на карбасе "Новая Земля" произвести опись восточного берега южного острова Новой Земли и пройти Маточкиным Шаром в Баренцово море. Из Баренцова моря пришлось опасаться в устье Печоры. До Архангельска из-за штормов и болезни экипажа пройти не удалось.

Трудно представить, как можно было совершить это тяжелое двухлетнее плавание во льдах, в бурном море, на маленьком карбасе, всего длиной сорок два фута, без палубы! Кроме носовой и кормовой кают, суденышко имело только шкафуты — узкие настилки вдоль бортов в два фута шириной.

Наши спутники, посетив губу Каменку, нашли там только основной венец избы Пахтусова; остальные сгнили или рас тащены на топливо. Два креста на могилах матросов оказались очень дряхлыми.

7 сентября, едва брезжил рассвет, наша группа на моторной лодке вышла в Никольский Шар через пролив Железные Ворота. Это название дано Пахтусовым. Действительно, Ворота представляют узкий проход между уте сами.

Мотор бойко стучит, и наша лодка режет мелкие волны. Счастье, что вчерашний норд-ост прекратился: в узком горле Ворот нас бы здорово хватил прибой. Еще вчера вечером было видно, как он взлетал белыми языками и фонтанами на утесы возле Ворот.

Наконец вот и остров Средний — цель нашей поездки. Большая коса выдвигается в пролив, в ней лагуна, а к северной стороне косы прижат бот, о котором нам говорили. Он лежит на правом боку, внутри вода, кормовая часть выжжена, обгорел даже борт до самой воды. Грабители, видимо, обобрали все, что поценнее, а остальное разбросали по берегу. Тут и бочки-сельдянки, совершенно заржавевшие ремингтоны (промысловые ружья), капканы для песцов, грубый секстан, начатый мешок муки, куски парусов и канатов. Но большая часть такелажа увезена; чтобы снять его, спилили мачту, и она лежит рядом с остатками лодки.

В боте сохранилась только каюта на носу — кубрик. Люк открыт, и видны койки. Нижние залиты водой, а на левой верхней, лицом к палубе, лежит труп.

На палубе одна из наших спутниц, Т. Дементьева, находит нижнюю челюсть — все, что осталось от другого трупа. Но в кубрике пять коек — где же остальной экипаж?