В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием

* * *

Я зарекся оставаться в городе на время моего краткосрочного отпуска. Надо было куда-то уехать… В ящике начались непредсказуемые процессы, никто фактически не работал, и вся энергия огромного коллектива уходила на трение — перемалывание скандала, вызванного запретом на поездку Арона за границу и моим отказом заменить его. Немногие, на самом деле, понимали суть случившегося, но все видели, что адмирал, как говорили, облажался. У Шихина действительно начались неприятности — об этом я узнал от Кати. Митрофана Тимофеевича вызывали в Горком партии, потом в Министерство в Москву… Испытания «Тритона» задерживались, заказчик негодовал, Иван Николаевич потирал руки — можно было только гадать, не приложил ли он эти руки к процессу дискредитации адмирала. Не хотелось во всём этом участвовать, надо было куда-то уехать… В профкоме предложили горящую путевку в Петергоф — там в бывших петровских конюшнях оборудовали Дом отдыха для трудящихся. Место это прелестное, прямо в парке Александрия, у знаменитой полуразрушенной еще с войны Капеллы, поблизости от бывших царских коттеджей, но… комнаты на четверых, да и к городу слишком близко. Хорошо было бы уехать на пару недель в какой-нибудь уединенный пансионат в Прибалтике. Позвонил своему влиятельному приятелю в Таллинн, но и он с пансионатом помочь не мог, однако дал адрес и телефон частной квартиры в Пярну. Так поздней осенью попал я в этот прелестный эстонский городок на берегу Рижского залива.

Роскошные песчаные пляжи были пустынны, как и огромный парк на исходе осеннего листопада — так необходимые мне тогда и, как казалось, вполне достаточные милости природы. Я наслаждался тишиной и одиночеством, в местной библиотеке взял романы эстонских классиков в переводе на русский — великолепная литература, между прочим, у этого маленького народа. Русских, а вернее — советских, здесь не любят, считают их оккупантами. Очень много обид накопилось, в ресторане могут и в обслуживании отказать под разными предлогами, если заказываешь на русском. Но я приспособился — нашел небольшое кафе, подружился с очаровательной официанткой с певучим именем Мария Оя. Муж Марии работал в этом кафе поваром, я объяснил ему, что тоже имею определенные претензии к советской власти и на роль «оккупанта» определенно не тяну, после чего проблем не было. А какие взбитые сливки подавала мне Мария Оя…

Так прошла неделя… Никакой связи с Ленинградом не было, никто не знал, куда я уехал, и это способствовало тому, чтобы еще одну неделю «в глуши, во мраке заточенья тянулись тихо дни мои». Но однажды и эта кратковременная милость природы внезапно замутилась. «Игорь, дружище! Какими судьбами…» — услышал я знакомый басок у себя за спиной на парковой дорожке. Это был мой приятель еще по аспирантским годам, его звали Рудик — уменьшительное от Рудольфа. Мы с ним познакомились в свое время на курсах повышения математической квалификации инженеров на мехмате Ленинградского университета. Однако истинные таланты Рудика лежали отнюдь не в математических науках.