Разговор с Ароном в его небольшом домашнем кабинете, выгороженном из спальни книжными шкафами до потолка, был тяжелым. Арон поначалу наговорил всевозможных резкостей, которые я покорно выслушал. Он безжалостно определил мои действия как предательство, напирал на то, как много нами вложено в этот проект и как глупо срывать его на завершающей стадии из-за каких-то непонятных амбиций. Настаивал, чтобы я изменил свое решение, говорил, что не сможет так быстро найти мне замену, что я ставлю его в глупое положение и т. д. и т. п. Я вяло защищался, возражая, что предательством с моей стороны было бы принять аморальное предложение начальства, что наш вклад в этот проект останется решающим при любом раскладе, что надо дать возможность довести это дело до конца тем, у кого нет никаких моральных обязательств перед ним и мной… Предложил даже кандидатуру на роль руководителя испытаний — исполнительного и толкового инженера с безупречной анкетой. Мои возражения не убедили Арона, он жестко настаивал на моем если не покаянии, то отступлении… Но чем дальше в тупик заходил наш спор, тем больше мне казалось, что Арон не хочет и даже опасается моего отступления, что на самом-то деле он пытается своей жесткой риторикой подавить в самом себе одобрительную реакцию на мою неожиданную выходку. Не знаю, чем бы закончилась наша бесперспективная полемика, но Наташа вмешалась, как всегда, вовремя и… решительно пригласила нас к ужину.
За накрытым столом уже сидели дети — дочь Алина и сын Даниил. Кольнуло: у меня ведь тоже дочь и сын, но как это всё далеко от семейной идиллии… Замысел Наташи я разгадал сразу — спустить дело на тормозах, смягчить конфликт в теплой семейной обстановке. Это ей вполне удалось, разговор сам собой перешел на детей. Алина была молоденькой копией матери, а Даниил явно унаследовал черты отца — идеальный расклад. Когда я это заметил, Наташа сказала: «Я никогда не была такой красивой, как Алиночка», на что Арон ответил: «Зато ты теперь красива как никто». Алина счастливо улыбалась, а Даниил молча ковырял в тарелке, не проявляя ни малейшего интереса к мнению окружающих о себе. Арон рассказал, что унаследованный детьми характер прямо противоположен унаследованной ими внешности — дочь по характеру пошла в отца, а сын в мать. Алина очень чувствительна к мнению окружающих, избегает конфликтных ситуаций и не склонна к лидерству. Даниил, напротив, решителен и задирист, верховодит в своем классе, первый в математике, но… недавно подрался, сильно побил своего одноклассника, так что родителей вызывали к директору. Наташа ходила к нему…
— Почему подрались? — спросил я.
— Дураков бить надо… до кровянки, — буркнул Даниил.
— Не все в состоянии правильно произнести нашу семейную фамилию, — деликатно объяснила Наташа.
— Ну, и что думает по поводу правильного произношения директор?
— Он, мне кажется, вообще не думает. Я его предупредила, что если он не научит своих педагогов и учеников уважительно относиться к правильной русской речи, то я побью его сама.
— Довольно непедагогичное заявление, — прокомментировал Арон.
— Вся эта антисемитская публика понимает педагогику в свете последних инструкций парторганов. Я ему прямо сказала, что рожу расцарапаю за своих детей — такую «педагогику» он, кажется, хорошо понимает, отстал пока, посмотрим…
Арон во время ужина вроде бы расслабился, помягчел. А когда я собрался уходить, говорил уже без прежней резкости, без напора, а скорее, размышлял.
— Ты полагаешь, что твой протеже сможет без тебя довести до ума новый декодер?
— Уверен, что сможет. И потом — почему без меня? Я не отказываюсь помогать по делу… Но не мешало бы подключить Гуревича, он отлично понимает весь алгоритм. Кстати, у него получились оценки надежности системы, близкие к ожидаемым.
— Ты обдумай, Игорь, еще раз всю ситуацию. Такой возможности — обогнуть шарик больше никогда не представится. Не плюй в колодец, как говорят… Еще не поздно всё вернуть на круги своя.
— Я непременно всё обдумаю, Арон, но… сейчас хочу в отпуск.
— По твоему заявлению получается почти полтора месяца. Это совершенно исключено. Могу дать одну неделю.
— Дай две недели.
— Десять дней, не больше.
— Хорошо, и на том спасибо, — согласился я, смекнув, что десять дней с выходными — это и есть две искомые недели.
У порога мы расстались вполне дружески. Я пожимал Арону руку, а сам смотрел на Наташу. Она стояла чуть сзади, опираясь на его плечо. В ее глазах появилось нечто обнадеживающее — смесь симпатии с лукавством. Боже, как я хочу эту женщину… Знаю — «не желай жены ближнего твоего», тем более не посягай на жену друга. Знаю, знаю…
Глава 8. Филиппинский архипелаг